СТРАННИК ИЗ НЮРНБЕРГА

ВИКТОРИЯ МАРТЫНОВА

Старый Ашер набрасывает на белую рубашку пиджак и выходит на улицу. Ему вот-вот стукнет восемьдесят,   а  походка все еще твердая, взгляд пристальный, острый. Никто не обращает на него особого внимания - мало ли религиозных еврейских стариков в Иерусалиме? Ну, идет себе дедушка молиться в синагогу... И никому не приходит в голову, что путь этого человека к Торе начался в фашистской Германии, в младшей возрастной группе «Гитлерюгенда»

Зовут этого человека Ашер Эдер. Ашер - один из активных сотрудников иерусалимского общества «Roots and Branch Association», которое задолго до того, как «умеренный ислам» вошел в моду, поштучно разыскивало в мусульманском мире людей, искренне готовых дружить с Израилем.

Он человек стеснительный и очень замкнутый. Но именно его биография, изложенная в книге «Паломничество из тьмы», показалась нам особенно интересной. Взглянув на обложку книги, мы с удивлением убедились в том, что нашего знакомого Ашера Эдера когда-то давно звали Оскаром. Я позвонила Ашеру.

- Принято считать главными в жизни три вещи - у кого родиться, у кого учиться и на ком жениться. В вашем случае сыграли роль все три фактора?

- Да, пожалуй, это действительно так. Родился я в 1925 году неподалеку от Нюрнберга. Семья моя была не очень богатая, но и не бедная: у нас с сестрой была даже роскошная детская «железная дорога».

Словом, безмятежное детство белокурого немецкого мальчика. Образцовая семья. Родители - христиане-католики - в подходе к воспитанию руководствовались христианскими представлениями о добродетели. После прихода к власти Гитлера они стали чувствовать себя в Нюрнберге неуютно. Не то, чтобы родители настраивали нас против властей, но что-то их сильно не устраивало. Приближалась война, родители ее не одобряли и боялись.

- Нам, к сожалению, не так уж много известно о тех немецких семьях, которые не приняли фашизм в Германии...

- Мои мама и папа стремились оградить детей от влияния нацистов. У отца - члена Социалистической партии - несколько раз были стычки с нацистскими властями, его едва не арестовали, и родители предпочли убраться из цитадели нацизма Нюрнберга в более тихий и спокойный городок. Как тогда говорили, «менее нацистский». Но от властей было не укрыться и там. Отец отправил меня учиться в католическую школу - в надежде, что там нет такого сильного влияния нацистов. Но он ошибся: католические священники старательно демонстрировали свою преданность Гитлеру. Фашистские настроения доходили и в школы.  А  потом всех мальчиков от 10 до 14 лет скопом записали в «Юнгфольк», младшую возрастную группу «Гитлерюгенда».

Честно говоря, поначалу мне там понравилось. Мы проходили военные тренировки, маршировали, выполняли приказы. Мне всегда нравилась жесткая военная дисциплина. И к ужасу обоих родителей я вскоре стал лидером одного из подразделений. Да, я был очень честолюбивым и хотел преуспеть. Мама испуганно вслушивалась в слова песен, которые я разучивал дома. Как всякая хозяйственная немецкая женщина, она следила за тем, чтобы моя форма была в порядке, но только, помню, тяжело вздыхала иногда. Мы выходили на дежурства, помогали следить за порядком. Глядя на наших командиров, подтянутых, сильных, я и не догадывался, какому страшному злу все они служат.

Шло время, взрослым с каждым днем становилось все очевиднее, что Германия проиграла войну и конец близок. Мне исполнилось девятнадцать. Моя мама молилась только об одном: чтобы война закончилась до того, как меня призовут в армию. Дни и ночи она молила Господа, чтобы он уберег меня от армии. Ну  а  я, разумеется, хотел противоположного - успеть повоевать. Какое счастье, что судьба уберегла меня от службы в действующей немецкой армии времен Второй мировой и от тех преступлений, которые совершали ее солдаты! Но тогда я обо всем этом не догадывался и охотно отправился на инженерный курс в «Люфтваффе».

Не думайте, что немецкие мальчишки той поры отличались от мальчишек в других странах. Мы хотели иметь героическую профессию летчика, мечтали летать на «мессершмиттах», выполнять задания родины. Я с огромным удовольствием учился на курсах и с нетерпением ждал дня, когда получу диплом. Над мамиными страхами я смеялся. Но... война кончилась. Без меня. Мне было двадцать лет, и я так и не успел полетать.

Пока разбирались, что делать с бывшими военными курсами, куда кого списывать... стали вскрываться страшные факты о том, что творили нацисты. Я испытал ужас от всего услышанного. Представьте себе эту ситуацию с точки зрения юноши. Все те, кому он верил, кем восхищался, в одно мгновение из героев превратились в уродов, чудовищ. Каждый день приносил новые и новые сведения о злодействах тех, кого я считал своими учителями. Меня мучило сознание, что я и сам был в этом кругу, хотя по счастью так и не принял участия в боевых операциях. И мои честные родители ничем не могли мне помочь.

Потом отдельно стали всплывать преступления нацистов по отношению к евреям. Еще никто не произносил словосочетание «Катастрофа европейского еврейства», но мысль о том, что нацисты оказались виновны в гибели миллионов невинных людей, давила на тех, у кого сохранилась совесть.

- До войны вы никогда не сталкивались с еврейской темой в Германии?

- Конечно, сталкивался. Когда мне было семь лет и я учился в католической школе, мальчик-еврей разбил окно в чужой квартире. Из нее выбежал разгневанный хозяин и стал кричать: «Грязный, гадкий жид, я пришибу тебя!» Лицо его перекосила злоба, он и вправду готов был убить. Я отправился к школьному священнику и спросил, почему этот человек с такой ненавистью обращается с ребенком. Ведь такой проступок мог совершить любой. На что получил ответ: «Евреи принесли в мир много зла. Потому им приходится терпеть такое плохое к себе отношение». То есть, за несколько лет до войны, в тридцатые годы, священники готовы были объяснять немецким детям, что евреи заслужили кару. Уже будучи взрослым, я не раз вспоминал этот эпизод. Ведь еще не было войны, евреи жили с немцами бок о бок, никто не мог не только убить еврея, но и ударить! И тем не менее простая бытовая ситуация так легко возбуждала ненависть. Микроб антисемитизма бродил в крови, и в случае, когда болезнь прорывалась, ее не пытались остановить.

Уже будучи религиозным евреем, я прочитал «Майн кампф» и обнаружил там слова: «Если хочешь добиться успеха, выбери одного врага, борьба с которым сплотит вокруг тебя людей».

- Как складывалась ваша жизнь после того, как вы оставили летную школу?

- Я попытался приобрести солидную профессию - стать адвокатом. Получил степень в области юриспруденции и некоторое время практиковал. Но работа не удовлетворяла меня, происходящее казалось лишенным всякого смысла. Требовался герой,  а  таковые вокруг отсутствовали напрочь. Люди просто работали, стараясь забыть свое прошлое.

- Поняв, что в родной стране вы больше оставаться не можете, куда вы направились...

- В Индию. Меня интересовали несколько вещей - во-первых, я все еще мечтал встретить настоящего национального освободителя, чьи идеи действительно вдохновляют народ и толкают его на правильные поступки. История семейства Ганди будоражила мое воображение.

Идеи мирной, без кровопролития, борьбы за свои права казались мне привлекательными. Кроме того, я мечтал послушать индийских философов. Тогда казалось, что в их учениях и скрывается настоящая мудрость. На практике все это оказалось интересным путешествием, но не более того. Бескровная революция все равно не обходилась без насилия и крови.  А  я бродил от одних мудрецов к другим, от индусов к сикхам, потом к буддистам... И не находил свое. В конце концов я решил вернуться к Библии, и тут меня осенило: ведь она тоже с чего-то началась! Так я впервые задумался об иудаизме - и решил изучать Тору.

За этим я и приехал в Израиль. Я застал период подъема. Еврейский народ обрел свое государство и вдохновенно его строил. Это были незабываемые времена. Я не боялся никакой работы, поэтому попросился в кибуц. Параллельно учился. В этой буче мне хотелось стать до конца своим. Поэтому я прошел гиюр и предстал перед хайфским раввинатским судом, который и признал меня евреем. Это был самый главный день в моей жизни. В иудаизме принято считать, что неевреи, которые стремятся к еврейству, - это заблудшие, потерявшиеся еврейские души. Совершив этот переход, я и вправду ощутил, что моя душа - на месте. Потом я встретил немецкую еврейку, чудом уцелевшую в Катастрофе...

- Как вы сообщили своей матери о том, что ее сын, чистокровный немец, стал евреем?

- Я приехал к ней в Германию и начал разговор издалека. Я сказал: «Помнишь, мама, ты мне в детстве рассказывала об Иисусе. Ты учила меня быть католиком. Я внимательно слушал тебя. Однажды ты сказала мне, что Иисус, твой Б-г, был евреем. Так вот, я теперь тоже еврей, как Иисус. Твоя вера привела меня к евреям. И я теперь один из них. Я только что принял иудаизм».

Мама выслушала весь этот монолог совершенно спокойно, ни слезинки не появилось в ее глазах,  а  потом твердо сказала: «Может, ты и прав, Оскар. Пусть тебе будет хорошо с теми, кого ты выбрал».

Я принял эти слова как материнское благословение. Потом они вместе с отцом много раз приезжали в Иерусалим, и мама говорила, что спокойна за меня.

- Для вас «вхождение в еврейство» - это искупление?

- Нет, еврейская жизнь просто оказалась моей, только и всего. Я жил среди христиан, жил среди мусульман, жил среди сикхов. Но только среди евреев я почувствовал, что жизнь имеет смысл.

- Родители-то вас поняли,  а  как другие соотечественники?

- Поныне, хотя прошли уже десятилетия, я натыкаюсь на их непонимание и насмешки. Однажды мне предложили написать предисловие к книге об Израиле, выходившей в Германии. Я охотно согласился. Но вскоре неожиданно позвонили и сказали, чтобы я не утруждался, издатель поставит другой текст. Знакомый священник, который участвовал в издании книги, по секрету рассказал мне, что, услышав мою биографию, издатель решил перестраховаться: немец, перешедший в иудаизм, согласитесь, не самая привлекательная фигура для германского читателя, может помешать продаже книги. Таких историй на моем веку случилось немало, - но что поделаешь...

- Вы навещаете свою родину - Германию?

- Уже двадцать лет как не был там. С тех пор, как умерли мои родители, меня больше не тянет в те места.

- Кроме изучения Торы, чем еще вы занимаетесь?

- Долгое время я сопровождал группы туристов, приезжавших в Иерусалим. Еще в семидесятые меня поражало, как пренебрежительно Израиль относится к разъяснительной работе. Немцы не раз рассказывали мне, что обращались в Посольство Израиля за информацией о нашей стране, но так ее и не получили. То же самое говорили швейцарцы.

И вот что еще важно: не попасть впросак с политкорректностью. Как-то раз я услышал, как молодой человек из Германии грубо отозвался о евреях. Дама средних лет его тут же поправила:

- Молодой человек, сейчас так говорить нельзя!

То бишь, думай, сколько угодно, только не говори вслух. Так что нам еще предстоит потрудиться, чтобы выяснить, что о нас действительно думают нынешние политкорректные люди по всему миру.

Я внимательно следил за тем, как мир отмечал 60-летие освобождения Аушвица. Только президент России Владимир Путин сказал, что нацисты не сумели бы развернуть свои «фабрики смерти» по всей Европе, если бы не содействие местных жителей - тех людей, которые в обычных условиях не проявили бы себя врагами евреев. Правда, и Путин не вспомнил о еврейских погромах,  а  ведь свистопляска началась еще тогда, в царской России. Так что осмысление еврейской истории бесконечно. Мне, вот уже почти восемьдесят, и я тороплюсь успеть побольше...