ИСЧЕЗАЮЩАЯ ОБЩИНА ДАМАСКА

БАХТИЯР АХМЕДХАНОВ

— Поздновато вы приехали, — Хедийе Шаттахи поправила платок и засмеялась. — Вот если бы лет 45 назад, когда я красавицей была, — тогда бы и фотографировали для газеты!

Бывшая портниха Хедийе — одна из примерно пятидесяти оставшихся в Дамаске членов еврейской общины, некогда довольно многочисленной: еще в начале 1970-х евреев в сирийской столице насчитывалось более 5 тысяч.

Найти еврейский квартал в Дамаске оказалось делом простым: о том, как туда добраться, охотно рассказывали все — от портье в отеле до уличных торговцев. Он расположен в старом городе — лабиринте улочек, в которых трудно разойтись вдвоем, торговых рядов и крохотных лавчонок, где пекут хлеб, шьют одежду и чинят обувь. Этот район лежит в стороне от туристских маршрутов, и в нем живут не напоказ.

Несколько сложнее оказалось найти самих евреев. В местном полицейском участке сказали, что прежде необходимо получить разрешение из министерства, без которого хахам (так называют главу общины) говорить с нами не будет.

Помощь пришла, как часто бывает, откуда не ждали. У дверей одного из домов мирно беседовали несколько мужчин, старший из которых сказал:

— Хахама сейчас все равно нет, так что побеседуйте лучше с Розой, сейчас дорогу покажу.

Сестры Розетт и Хедийе Шаттахи родились и выросли в Дамаске — так же, как и поколения их предков. Никакого другого языка, кроме арабского, не знают и никуда из Сирии не уезжали и уезжать не хотят. Вот только Хедийе после снятия запрета на эмиграцию съездила по вызову родственников в США, но через два месяца вернулась.

— Язык там трудный, люди другие, да и вообще поняла, что не смогу привыкнуть.

  А  Розетт, всю жизнь проработавшую медсестрой, в начале 40-х годов вместе с другими евреями попытались вывезти из страны французы (Сирия тогда была подмандатной территорией Франции), но она убежала прямо из автобуса.

Сейчас сестры живут вместе с братом и его сыновьями, один из которых работает в министерстве сельского хозяйства. Они люди не бедные,  а  когда-то семья Шаттахи была по-настоящему богатой — владела большим зданием, в котором сейчас отель.

— Мы все живем в одном доме — евреи, мусульмане, христиане, как я, — рассказывает Эдвард Шахда, пригласивший нас на чашечку кофе. Эдвард — художник, его маленькая мастерская располагается в здании бывшей синагоги. В Дамаске сейчас только одна действующая синагога,  а  было больше двухсот. — Живем, как и полагается соседям, дружно. Но полиция все же приглядывает: в городе много беженцев из Палестины — мало ли что.

История общины, скорее всего, скоро закончится — в ней теперь почти одни старики. Кроме старых домов и синагог осталась еще школа, построенная местным меценатом Ибрахимом Хамра, когда-то она была еврейской,  а  сейчас — обычная государственная, хотя и продолжает носить имя Маймонида.

По субботам и праздникам сестры Шаттахи вместе с другими немногочисленными прихожанами ходят в маленькую синагогу, что в соседнем переулке. Сказали, что о войне на Ближнем Востоке они знают мало. Еще сказали, что Бог для всех один,— только некоторые не хотят об этом думать.