«Еврейский Обозреватель»
КУЛЬТУРА
23/138
Декабрь 2006
5767 Кислев

ЛЕОНИД ПТАШКА: «ИЗРАИЛЬ – МОЯ РОДИНА, И Я ИМЕЮ ПРАВО КРИТИКОВАТЬ ЕЕ»

На главную страницу Распечатать

Известный джазмен, пианист и композитор Леонид Пташка родился   в  Баку  в  1965-м году. С юных лет он посвятил себя музыке и сейчас является одним из самых известных джазовых музыкантов  в  Израиле, России и других странах. Пташка успешно гастролирует по всему миру, участвует  в  международных фестивалях и форумах джазового искусства.

Именно благодаря ему джаз  в  Израиле приобрел особую популярность. На счету музыканта огромное количество джазовых фестивалей  в  Израиле,  в  которых принимали участие звезды мирового уровня. 27 ноября стартовал новый проект Леонида Пташки — джаз-марафон «Два концерта  в  одном».

— Говорят, главной отличительной чертой вашего творчества является умение импровизировать —  в  любой ситуации. Это правда?

— Импровизация — это неотъемлемая часть джаза. Если музыкант не импровизирует, то он не может играть джаз. Так что, да, это правда.

— Когда вы впервые вышли на сцену?

 В  пять лет.

— Так рано? Кто привил вам любовь к музыке?

— Само собой, как любой хороший еврейский мальчик, я должен был заниматься музыкой. Но кроме этого, и мама, и бабушка видели, что есть во мне что-то такое ненормальное, что требовало воплощения. Они поняли, что если не отдадут меня  в  музыкальную школу, я перебью все, что есть  в  доме: столы, холодильник, посуду. Я стучал ложками по всему, что издавало хоть какой-нибудь звук.

 В  семье были еще музыканты?

— Нет, не было. Я первый и, видимо, последний.

— Расскажите о своей семье, о родителях.

— У меня была совершенно обыкновенная семья. Мама — преподаватель русского языка и литературы. Отец — инженер авиации. Трудовая советская семья, проживающая от зарплаты до зарплаты. И ничего не предвещало того, что именно  в  этой семье появится такой ненормальный ребенок.

— Какое музыкальное образование вы получили?

— Я окончил Московский институт имени Гнесиных. До этого учился  в  музыкальной школе  в  Баку, затем окончил музыкальное училище. Мне было 15 лет, когда я переехал  в  Москву и начал жить самостоятельно. Мне знакомы все краски общежития, я знаю, что такое одиночество, вокзалы — когда негде было ночевать, последние копейки на булочку и водичку. Многое пройдено.

— Когда появилась страсть к джазу — во время обучения  в  Гнесинке?

— Нет, она была со мной с детства. Есть такие дети — слухачи. То, что слышат, они подбирают по слуху на музыкальном инструменте. Мне было легко это делать. Развивается третье ухо, и ты играешь вне нотного материала.

А насчет джаза... Ты не знаешь, что происходит, но именно с этого подбора на слух все и начинается. Когда мне было 8 лет, папа подарил мне пластинку Питерсона, и тогда, послушав, я понял, что это мое. То самое. И называется это джаз. С 8-ми лет это и началось, я подбирал какие-то мелодии, за что неизменно получал по голове от своих педагогов. Тогда было сложно увлекаться джазом. Потом я окончательно и бесповоротно понял, что любовь к джазу навсегда, потому что джаз — это свобода.

 В  каком возрасте вы уехали из России?

 В  23,  в  90-м году.

— На тот момент вы уже успешно гастролировали, были известны. Вы завоевали 17, если не ошибаюсь, призов на российских и международных фестивалях. Почему было принято решение об отъезде?

— Не знаю. Дело  в  том, что я был одним из первых музыкантов, которые выезжали за границу. Я первым поехал  в  Америку с гастролями, работал с Владом Листьевым  в  программе «Взгляд», делал репортажи. Я был молодой, да ранний. Просто пришел такой момент, когда надоели все эти паспорта, бюрократизм. К тому же  в  конце 1980-х  в  Союзе все рушилось, начались дурацкие времена. Мне казалось — если я, еврей, сумел добиться того, чего я добился,  в  Советском Союзе, почему у меня не получится это  в  моем, еврейском государстве?

— Получилось?

— Нет. От судьбы не уйдешь, меня очень многое связывает с Москвой, я очень часто езжу туда.

— Из сегодняшней Москвы вы бы не уехали?

— Трудно сказать. С распадом Советского Союза там появилась свобода, мир перевернулся  в  лучшую сторону.

Есть очень много вещей, которые мне нравятся  в  Израиле, и есть много того, что раздражает. Это моя родина, и поэтому я имею право критиковать ее.

— Удалось ли сразу заняться своим любимым делом  в  Израиле? Или репатриация была такой же сложной, как у большинства?

— Было достаточно сложно. К сожалению,  в  Израиле есть очень много примеров того, что артист закрывается  в  себе, не может реализовать свои способности. Иногда система «выжимает» артиста, система может превратить артиста  в  ничто. Назвать это репатриацией, то есть, возвращением, трудно. Это самая настоящая эмиграция. Мы отдавали свои паспорта, теряли гражданство, мы уезжали навсегда.  В  1990-х годах люди приезжали все-таки лучше подготовленные. А тогда никакой толковой информации не было.

— С чего начался ваш путь к музыкальной славе  в  Израиле?

— Я не ходил  в  ульпаны, хотя сейчас мой иврит на очень хорошем уровне. Я очень много работал, очень много. Где только предлагали:  в  кафе, барах, клубах — везде, где платили. Я не гнушался любой работы, надо было зарабатывать деньги, налаживать связи, общаться. Начал придумывать всякие фестивали, проекты. Бывали случаи, когда я приходил на какие-то музыкальные комиссии и встречал там людей, которые  в  биографии писали — «играл с Леонидом Пташкой». Очень много сил ушло на то, чтобы разобраться  в  том, как это все здесь работает. Сюда приехал миллион человек, мало кто выдержал  в  этой борьбе за выживание. Козаков уехал через пять лет, Макс Леонидов тоже вернулся. Я встречаю их сейчас  в  Москве и вижу, что они абсолютно счастливы, довольны жизнью. Они любят Израиль, но на расстоянии. И таких очень много.

— Благодаря вам джаз приобрел  в  Израиле особую популярность. Вы постоянно выступаете инициатором джазовых фестивалей, концертов. Расскажите о своем первом проекте.

— Многое происходило благодаря помощи моих российских друзей, они приезжали совершенно безвозмездно, чтобы участвовать  в  организованных мной фестивалях. Это и были мои первые проекты  в  1992-93-м годах. То, что касается моих заслуг  в  израильском джазе, то единственной из них может считаться появление молодых джазовых музыкантов. Они все занимались у меня, учились.

— 27-го ноября  в  Израиле начался джаз-марафон «Два концерта  в  одном». Какие почетные гости посетили Израиль  в  дни марафона?

— Этот джазовый марафон — продолжение тех джазовых праздников, которые я постоянно устраиваю  в  Израиле. Он отличается тем, что состоит из двух концертов. Приедет замечательный скрипач, финн грузинского происхождения Витали Имерели. Это один из самых выдающихся джазовых скрипачей  в  мире, продолжающий традиции гениального скрипача Стефана Грапелли.

Еще одним участником джаз-марафона станет Юрки Кангас — знаменитый финский контрабасист. Уже 45 лет он является организатором и директором самого крупного джазового фестиваля  в  мире «Пори джаз-фестиваль». Юрки и Витали выступят на одном концерте.

Второй концерт — джазовой звезды Джоэя Моранта. Он — сегодняшний Луи Армстронг. Трубач и певец. Джоэй сам называет себя «джазовым Майком Тайсоном». Джоэй Морант умудряется донести до слушателей образ и звук Луи Армстронга. Музыкант зажигает публику великолепной техникой, феерическим пением и неиссякаемым чувством юмора. Также выступит восходящая израильская звезда, скрипач Эли Хентов. Он очень талантлив, и я стараюсь помогать ему.

— Какое свое достижение вы считаете самым выдающимся?

— На этот вопрос так сразу не ответишь. Я знаю одно: самое главное для человека — это свой дом. Дом у меня есть. Я спланировал его и построил своими руками,  в  нем есть все: бассейн, сауна. Он дает мне возможность чувствовать себя человеком. А если я назову свое самое большое достижение  в  жизни, это значит, что пора мне заканчивать с карьерой.

Беседовала Анна Розина
NEWSru.co.il
Вверх страницы

«Еврейский Обозреватель» - obozrevatel@jewukr.org
© 2001-2006 Еврейская Конфедерация Украины - www.jewukr.org