ЕВРЕЙСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И ОБРАЗОВАНИЕ ЕВРЕЕВ

Итак — еврейское образование. Значимость темы трудно переоценить, ибо это та специальная сфера еврейского бытия, которая и позволила сохраниться еврейству, помогла ему пронести сознание своей особой культурной идентичности после гибели государства и Храма, сквозь почти что два тысячелетия рассеяния.

К слову сказать, вопреки обиходным представлениям об изначальности данной традиции, есть основания считать, что практика всеобщего обучения явилась для евреев новшеством относительно поздним. Первоначально — «Прочесть Закон целиком должен был только царь; простым людям Законоположник предписывал только прослушивать чтение Торы раз в семь лет, на празднике кущей... И только в некоторых греческих городах и в Риме национальный закон заучивался уже в начальной школе». Традиция еврейского образования явилась ответом на соблазны эллинизации, перед которыми не устояли соседи еврейского народа. Очевидно, евреи воспользовались примером греческой же школьной системы, заменив, однако, изучение поэм Гомера изучением Торы, в дальнейшем они совершенствовали ее талмудическими штудиями. Хотя понятно, что система эта не могла не претерпеть изменений, соответствующих духу Нового времени, в общем ситуация актуальна и для наших дней, и организация еврейского образования является органически необходимым условием организации еврейской жизни.

Хотелось бы, однако, указать на одну специфическую особенность данной традиции, относящуюся не к ее тематической направленности, но, так сказать, к интеллектуальному качеству.

Начну с воспоминаний вполне русского человека, одного из узников сталинской «шарашки» С.Фомченко, который описывает историю работавшего вместе с ним в данном научно-производственном заведении Пейсаха Хацкелевича Смоткина. Последний был «весовщиком», т.е. должен был определять вес разрабатываемых конструкций. Когда в 1948 году Смоткина перевели из «шарашки» куда-то в Архангельскую область, а на его место посадили вольного старшего инженера, тот уже через месяц взял себе помощника, через два месяца здесь уже работала бригада из четырех человек, а еще через месяц Смоткина пришлось срочно вернуть. Как с изумлением отмечает инженер Фомченко, образование у Смоткина было «в пределах местечково-талмудической школы». Однако еврейская история середины XIX–XX веков буквально переполнена такими «Смоткиными». Это и есть продукт еврейского образования. Как писал в своих воспоминаниях выдающийся юрист и еврейский общественный деятель   Г .Слиозберг, уже в детстве при подготовке его в русскую школу «курс арифметики и умение решать самые сложные задачи не представляли для ученого талмудиста, конечно, никаких затруднений». Этой подготовкой Слиозберг объясняет и свои успехи в университете: «Мои умственные потребности, выросшие на почве талмудической подготовки в детстве, не могли быть удовлетворены казенным, по установленному образцу, прохождением юриспруденции для сдачи экзаменов».

Иногда, подобно Смоткину, «виртуозы» талмудических штудий становились учеными и без какой-либо специальной подготовки. У того же Слиозберга описывается история Гордона, который «будучи уже глубоким знатоком Талмуда и состоя где-то меламедом, по переводу Библии Мендельсона научился немецкому языку и по какой-то случайности заинтересовался химическими явлениями. Собрав воедино разбросанные по Талмуду указания на эти явления..., Гордон, Бог весть каким путем, раздобывал книги по химии на немецком языке, их как бы проглатывал, содержание их отпечатывалось в его мозгу, и вскоре он уже не только был изучателем, но и создателем, творцом новых теорий и открытий... Его статьи печатались на немецком языке в трудах Берлинской академии до того еще, как он безрезультатно обучал сыновей богатого мельника в Полтаве талмудической премудрости. Впоследствии я узнал, что он после Полтавы стал лаборантом в химической лаборатории Берлинского университета».

Заслуживают внимания не только выдающиеся способности, но и сами потребности. Очень любопытны в этом отношении воспоминания А.Паперны, который описывает истории своих сверстников — местечковых мальчишек, буквально с ума сходивших от известий о существовании таких наук, как математика и физика, и сбегавших из дому ради получения этих удивительных знаний (родители обычно мешали им, опасаясь утраты еврейства). Страсти этого рода охватывали значительную массу еврейского населения России, приводя иногда к отчасти даже комическим последствиям.

Так С.Ан-ский в своей биографической повести «Пионеры» описывает историю бывшего иешиботника Улера, который пришел в такой восторг от знакомства с творчеством Писарева, что при самом поверхностном знании русского языка выучил его статью «Пушкин и Белинский». Само название это Улер воспроизводил как «Пуски и Блынски», однако он мог воспроизвести текст Писарева с любой строки, объяснив, что уже подготовлен к принятию новой мудрости чтением мистической книги «Зогар».

Истории этого рода можно было бы продолжать еще очень долго, полагаю, что именно здесь источник той изумительной интеллектуальной активности, которую проявили в Новое время еврейские специалисты, от высочайшего уровня — Эйнштейн, Фрейд, Винер и пр. — до множества инженеров и учителей, к ужасу и возмущению антисемитов никак не вписывающихся в пресловутые процентные нормы.

С нормами, действительно, не все в порядке — евреям принадлежит около 20% всех Нобелевских премий, среди которых и премия 2004 года (по химии — Аарон Сичановер и Авраам Гершко из Израиля).

Все это очень приятно и, конечно же, льстит еврейскому тщеславию. Однако, вспоминая о еврейских умниках прошлого, готовых изучить один-другой язык только лишь для того, чтобы познакомиться с материалами по заинтересовавшей их научной дисциплине, не могу не погрустить относительно, например, преподавания иврита в современных еврейских школах, где пять лет обучения завершаются тем, что молодые люди оказываются в состоянии составить лишь несколько самых примитивных фраз, причем, даже это считается высоким достижением. Конечно, я не хотел бы обобщать такие примеры на весь спектр еврейского образования — тут, по-видимому, срабатывают какие-то особые обстоятельства, заслуживающие специального рассмотрения. И, тем не менее, кажется иногда, что в наши дни евреи словно проживают замечательное наследие своих предков. Возможно, что наследия этого хватит еще надолго, однако не пора ли было бы подумать и, так сказать, о новых вложениях...

Обреченные на судьбу рассеяния евреи в свое время сумели дать очень достойный ответ на вызов того жесткого времени. Столь же достойно ли отвечают они на вызов времени сейчас?