ФРЕЙД И ИУДЕЙСКИЕ ИСТОКИ ПСИХОАНАЛИЗА

АЛЕКСАНДР КАНТОР

Многие открытия в психоанализе связаны с происхождением и воспитанием Фрейда. Первые приверженцы фрейдистского учения — евреи — и в дальнейшем составляли большинство в психоаналитическом движении. Практически до наших дней психоанализ имел репутацию «еврейской психотерапии».

Сигизмунд Шломо (Зигмунд) Фрейд (так звали будущего знаменитого психоаналитика) родился 6 мая 1856   г . и назван в честь деда — раввина Шломо Фрейда. Прадед Фрейда — Эфраим — тоже был раввином. «Мои предки были евреями, и я остался евреем, — писал Фрейд. — О моих предках по отцовской линии я знаю, что они долго жили в прирейнских землях (в Кельне), но с началом преследования евреев двинулись на восток. В XIX веке они были в Литве, потом в Галиции, а затем поселились в Австрии».

В середине XIX в. отношение к евреям в Австро-Венгерской монархии было относительно либеральным, но и там существовали некоторые ограничения. В частности, евреи обязаны были просить разрешения на переселение, открытие собственного дела или учебу на том или ином факультете, например, для Фрейда был закрыт факультет философии, куда евреев не принимали.

Напомним историю, которую рассказал маленькому Сигизмунду его отец Якоб. Как-то в шабат Якоб Фрейд прогуливался по улице в новой меховой шапке. На него набросился прохожий, толкнул и бросил шапку в грязь со словами: «А ты, жид, прочь с тротуара!» — «И что же ты сделал?» — спросил отца Сигизмунд. — «Я отошел и подобрал шапку». Этот рассказ стал для будущего ученого своего рода «еврейской травматической первосценой», компенсируемой всю последующую жизнь.

Необходимо отметить, что воспитание детей в семьях ашкенази имело свои особенности.

В частности, оно сформировало специфический Эдипов комплекс, вынужденно связанный, во многих случаях, с матрилокальной (от лат. matris — мать и lokus — место) структурой семьи, где мать (идише-мамэ), как правило, несла всю полноту ответственности за ребенка — его здоровье, духовное развитие и будущее.

Амалия Малка Фрейд (Натансон, уроженка Одессы), в 19 лет родившая своего первенца, Сигизмунда, была всю жизнь к нему глубоко привязана. Она называла его «mein goldener Sigi», предсказывая сыну будущую славу.

Вот что писал 74-летний Зигмунд Фрейд своему коллеге Ш.Ференци после смерти матери: «Я не имел права умереть, пока она жила. Теперь у меня есть это право».

Отец Фрейда Якоб, сын и внук раввина, был простым и не очень удачливым торговцем. При этом он с большим уважением относился к ученым людям, а сам знал несколько языков — идиш, немецкий и иврит. Якоб Фрейд читал Тору и Талмуд и приобщал к этому детей, и особенно — Зигмунда. Он неоднократно повторял ему: «Мы — народ Книги, избранный Всевышним для спасения мира».

Много позднее, в 1935 году, Фрейд писал: «Как я понял позже, моя глубокая увлеченность Торой — с тех пор, как научился читать, — оказала серьезное влияние на направленность моих интересов». Нет сомнений в том, что технология психоанализа, связанная с ассоциированием и интерпретацией символов, в значительной мере обязана талмудической традиции скрупулезного толкования текстов. Фрейд отмечал огромное влияние еврейского мистицизма на его учение о сновидениях, несомненно, имея в виду каббалистическую криптографию.

Впрочем, в доме Якоба Фрейда, подобно домам других восточноевропейских евреев, часто обращались и к еврейскому фольклору, песням, анекдотам, которые позднее так широко использовал Фрейд в книге об остроумии.

Фрейд следовал традиционным еврейским моделям поведения. Его жена Марта происходила из венских евреев среднего класса (ее дед служил раввином) и была настоящей еврейкой, соблюдающей традиции.

Супруги имели общий взгляд на воспитание детей. Никто из детей Зигмунда Фрейда не перешел в другую веру и не вступил в брак с неевреем. Фрейд, будучи главой семьи, поддерживал тесную связь с родными, помогал им, как мог, в том числе и материально.

По мнению биографов, психоаналитическое сообщество стало как бы расширенной семьей для Фрейда. По субботам он встречался с партнерами — врачами-евреями, дважды в месяц посещал ложу «Wien» («Вена») еврейской благотворительной организации «Бней-Брит», члены которой стали его первой аудиторией, когда он начал читать лекции по психоанализу.

Одно из самых известных заявлений Фрейда о своем еврействе было сделано им на собрании филиала ложи «Бней-Брит» в 1926  г .: «Так как я еврей, то оставался свободным от многих предрассудков, ограничивавших других людей в использовании своего интеллекта. Я был готов присоединиться к оппозиции и обходился без согласия со «сплоченным большинством».

В частной жизни Фрейд опасался антисемитизма и считал, что среди неевреев, по сути, нет никого, кто не был бы антисемитом. Будучи, как правило, сдержанным человеком, он, по свидетельству сына Мартина, однажды бросился на враждебно настроенную толпу, выкрикивавшую оскорбления в адрес евреев.

Известно, что Фрейд проявлял интерес и симпатию к сионизму (двое его сыновей входили в сионистские организации), был членом попечительского совета Еврейского университета в Иерусалиме. Спустя 40 лет после смерти Фрейда в этом университете была создана кафедра психоанализа.

Одним из кумиров Фрейда был полководец Ганнибал. Этот «семитский», по выражению Фрейда, человек дал клятву отцу отомстить за его унижение римлянами. «Ганнибал был моим любимым героем в лицейские годы, — писал ученый. — В моих отроческих глазах Ганнибал и Рим символизировали еврейскую стойкость и католическое устройство». Фрейд не сразу решился посетить Рим. Только спустя годы после смерти отца, интенсивного самоанализа, открытия Эдипова комплекса, написания «Толкования сновидений» и, наконец, получения им должности профессора можно было говорить о преодолении Фрейдом «римского невроза».

Фрейд восхищался и Наполеоном, реформы которого способствовали эмансипации евреев во Франции, и Кромвелем, разрешившим евреям вернуться в Англию (одного из сыновей Фрейд назвал Оливером). И, разумеется, духовно близок Фрейду библейский пророк Моисей.

Практически с самого начала психоаналитического движения Фрейд идентифицировал себя с Моисеем, в частности, «назначив» своего ученика К. Г .Юнга на роль «наследного принца» психоанализа и сравнивая последнего с Иешуа бин Нуном, ближайшим сподвижником и преемником Моисея.

В эссе Фрейда «Моисей Микеланджело» (1913) весьма очевидно отождествление автора с Моисеем как духовным предводителем, освобождающим свой народ от внутреннего, психологического рабства и зависимости.

Последняя работа З.Фрейда «Моисей и монотеизм» (1939) стала выражением его еврейского «символа веры». Прежде всего, следует обратить внимание на оригинальное, т.е. немецкое, звучание ее заголовка: «Der Mann Moses und die monotheistische Religion», которое часто переводят как «Моисей и монотеизм» (калькируя английский перевод «Moses and Monotheism»). Однако в немецком языке определенный артикль «Der» в сочетании с личными именами употребляется для обозначения чего-либо необычного, выдающегося или даже целого класса явлений; кроме того, Фрейд использует более приподнятое, пафосное именование слова «человек» через «Мann», а не ординарное «Mensch». Наиболее удачен, на мой взгляд, перевод заголовка: «Великий муж Моисей», предложенный психоаналитиком и переводчиком Ольгой Шейнис.

Думаю, что основатель психоанализа в условиях жесточайшего (прежде всего, немецкого) антисемитизма указывал на значимость пророков и законоучителей из чужеродной среды, подразумевая себя самого и собственное учение.

Здесь же Фрейдом были определены, в связи с фигурой Моисея, сущностные черты народа Израиля, т.е. еврейства. К ним он относил особую стойкость перед лицом испытаний и способность к сопротивлению насилию.

За много лет до написания «Моисея...», в письме Максу Графу (отцу маленького Ганса, впоследствии известного немецкого театрального режиссера Герберта Графа), собравшемуся крестить сына, Фрейд писал: «Если вы не дадите своему сыну вырасти евреем, вы лишите его таких источников силы, которые не могут быть замещены ничем другим. Пусть он борется с жизнью, как еврей, а вы — помогите ему обрести всю ту силу, которая ему для этого понадобится. Не лишайте его этого преимущества».