ПОРТРЕТ НОРВЕЖСКОГО КОРОЛЯ. ЕГО НАРИСОВАЛ УЧИТЕЛЬ ИЗ ЗНАМЕНКИ

ОЛЕГ ЛИВЕРТОВСКИЙ

Эту историю о судьбе Семена Ливертовского в редакцию журнала «Алеф» прислал его сын. В ней удивительным образом переплелись жизнь   и  смерть, война  и  плен, враги  и  друзья, гестаповцы  и  антифашисты.

Семен Ливертовский родился в 1916 году в городе Знаменка Одесской области (ныне — Кировоградская область). Когда началась Великая Отечественная война, учитель из Знаменки был призван в ряды Красной Армии. С 23 июня 1941-го по 13 июля 1942-го воевал. 13 июля был ранен  и  попал в плен в районе Изюм–Барвенково на Харьковщине. В плену у немцев Ливертовский назвался украинцем Семеном Тараненко, приняв девичью фамилию жены. До августа 1942 года находился в нескольких лагерях на территории Украины. Впоследствии был переведен в лагерь Хаммерштейн (Восточная Пруссия). Но смена фамилии не спасла Ливертовского. Конвоир распознал, что мнимый Тараненко — еврей,  и  доложил лагерному начальству. Тараненко-Ливертовского из рабочей команды перевели в барак, где находилось 80 евреев. Через несколько дней их ожидал расстрел.

Но судьба распорядилась иначе. Осенью 1942-го из Данцигского порта в море вышел пароход «Гинденбург», в его трюмах находилась тысяча советских военнопленных, 191 охранник, 36 автомобилей  и  другое военное имущество. Когда над кораблем закружил бомбардировщик с красными звездами на крыльях, конвоиры стали спешно выгонять узников наверх, на палубу. Расчет гитлеровцев был прост: советские летчики не станут сбрасывать бомбы  и  топить транспорт со своими соотечественниками. Так  и  случилось. Самолет сделал несколько кругов над транспортом, не сбросив ни одной бомбы,  и  скрылся за горизонтом.  И  снова трюм с едва горящей под потолком электрической лампочкой, духота  и  неимоверная жажда. 19 ноября 1942-го судно потряс взрыв страшной силы. Трюм погрузился в кромешную тьму. Оказалось, что «Гинденбург» напоролся на мину. Наверху началась паника. Команда  и  охрана покинула судно, бросив военнопленных, запертых в трюме, на произвол судьбы. Однако пленным удалось взломать люк  и  вырваться на палубу. Но с фашистских кораблей конвой ударил по ним пулеметной очередью. Палуба залилась кровью. Один из военнопленных подобрал аккордеон, который валялся среди груды вещей, оставленных гитлеровцами.  И  над волнами Балтики зазвучал «Интернационал». Сотни голосов подхватили мелодию. Советские люди показали палачам, что они готовы достойно встретить смерть. К месту трагедии подошло судно под флагом нейтральной Швеции. В его присутствии гитлеровцы не посмели стрелять по беззащитным пленным. Они поступили еще изощреннее — подпалили шнуры двух огромных авиабомб, которые были на борту «Гинденбурга», чтобы взорвать тонущее судно. По счастью, шведским морякам удалось вовремя перерезать шнуры. Трагедия была предотвращена,  и  сотни советских военнопленных были спасены. Спустя какое-то время к тонущему судну подошел финский буксир с баржей. На борт поднялся представитель финского Красного Креста  и  сказал по-русски: «Мы спасем вас. Прошу соблюдать спокойствие, не поддаваться панике  и  поддерживать порядок». Спасенные военнопленные перебрались на баржу. Финны сделали все возможное, чтобы хоть чем-то облегчить судьбу измученных людей. Команда делилась продовольствием. Впервые за долгое время измученные люди смогли отогреться. Спустя годы стало известно, что пароход «Гинденбург» подорвался на мине, установленной советской подводной лодкой «Л-3» «Фрунзовец». Судно затонуло между островами Корпо  и  Нагу.

В финском порту Турку военнопленных ожидали эшелоны, которые перевезли их в лагерь. Там Семен Ливертовский  и  военнопленный из Беларуси стали готовить побег. Помог случай. Пленные обратили внимание на одного из конвоиров — Макса Штерна. Он, в отличие от остальных, не поднимал руки на пленных. На работах, когда рядом не было начальства, бросал коротко: «Отдыхайте». Однажды Макс Штерн, выбрав подходящий момент, подошел к Семену Ливертовскому с вопросом: «Скажи, что представляют собой ваши колхозы? Правда, что там все укрываются одним одеялом?» — «Это неправда, — ответил Семен. — В колхозы люди объединяются, чтобы совместными усилиями обрабатывать землю  и  получать высокие урожаи. Жить счастливо  и  богато». — «Я так  и  думал. Это геббельсовская пропаганда запудривает нам мозги. Но не каждого можно обдурить». Этот разговор не был последним. Семен все больше убеждался, что Штерн — человек надежный. Однажды Ливертовский решился  и  сказал ему: «Знаешь, Макс, задумали мы с товарищем побег. Поможешь?» — «Помогу» — ответил тот. Штерн раздобыл для друзей карту Финляндии, спрятал в надежном месте, вместе с зажигалкой, запасом бензина, продовольствием  и  несколькими пачками сигарет. 9 июня 1943-го друзьям удалось совершить побег. Целых 12 суток провели они на воле. Вплотную подошли к линии фронта, уже были слышны залпы советской артиллерии. Но неожиданно беглецы напоролись на вражескую засаду... Наказанием для военнопленных стал кошмар длиной в 18 суток: допросы, беспрерывные  и  безжалостные побои. В избиениях особенно «усердствовали» власовцы. Затем, до сентября 1944-го, — штрафной лагерь под Рованиеми.

Из Финляндии военнопленных перебросили в Норвегию, куда они добрались в декабре 1944-го. Там их разбили на небольшие группы  и  разбросали по различным гарнизонам. Семен Ливертовский  и  еще 19 военнопленных попали на небольшой остров Серейа. Как ни старались оккупанты изолировать советских военнопленных от местных жителей, им это не удалось. Пленные заготавливали в лесу дрова вблизи от дороги, которой пользовались  и  норвежцы. Не было дня, чтобы пленные не находили под пнями или корнями деревьев буханки хлеба, рыбу, махорку  и , конечно, записки с сообщениями Совинформбюро. В это время Красная Армия победоносно наступала на всех фронтах. Каждое сообщение доставляло огромную радость, гордость за свою страну, вселяло уверенность в победе  и  скором освобождении. Как-то один из норвежских друзей за определенное вознаграждение договорился с немецким комендантом, чтобы тот выделил ему на день одного из пленных — нарубить дров. Вечером в бараке друзья тянули жребий, кому идти к норвежцу. Выбор пал на москвича Виктора Агапова, который утром  и  направился к дому норвежца. «Не надо мне никаких дров, — сказал ему хозяин. — Просто хочу, чтобы вы хотя бы один день отдохнули». Гостеприимный хозяин накормил гостя, а затем пригласил в небольшую каморку, где на маленьком столике стоял радиоприемник. Щелкнул выключателем,  и  Виктор впервые за много лет услышал до боли знакомые слова: «Внимание! Говорит Москва! Передаем сообщение Совинформбюро». Долго не могли уснуть в ту ночь обитатели барака, обнесенного колючей проволокой. Они жадно слушали рассказ товарища о новостях из столицы. У каждого было такое чувство, будто побывал дома. Только благодаря помощи норвежских патриотов за год, несмотря на каторжный труд, из числа советских военнопленных погиб только один. Население острова хоронило его как национального героя. На его могиле норвежцы соорудили обелиск, у подножия которого никогда не вянут цветы.

По окончании войны все норвежское население рыбацкого поселка собралось в клубе, чтобы отметить освобождение страны от немецких захватчиков. Как дорогих гостей пригласили в клуб  и  бывших советских военнопленных. На сцену поднялся местный учитель. Он поздравил всех собравшихся с Победой над фашизмом. А затем обратился к бывшим военнопленным: «Две норвежские девушки — Унни  и  Бетти — в годы войны работали на кухне немецкого гарнизона. Как они обращались с военнопленными? От вашего ответа будет зависеть  и  отношение к ним всего населения острова». Эти слова взволновали советских людей. От имени бывших военнопленных выступил Семен Ливертовский. «Унни  и  Бетти — настоящие патриотки, — сказал он. — Они помогали нам, чем могли, предупреждали об опасности. Стоило кому-нибудь из пленных принести на кухню дрова, они подбрасывали нам продукты, газеты  и  шепотом сообщали новости. Девушки заслуживают всеобщего уважения». По просьбе норвежцев Ливертовский написал петицию в защиту девушек. Она  и  сейчас как драгоценная реликвия хранится на далеком норвежском острове Серейя. Перед отправкой на родину бывших советских военнопленных, оказавшихся в Скандинавии, собрали в городе Мушеэн в северной части Норвегии. Там Семен Ливертовский познакомился с художником Фрицем Христоверсеном. Учитель из Знаменки сам до войны увлекался живописью, учился в Харьковском художественном институте. В память о встрече Ливертовский начал писать портрет Фрица. К сожалению, завершить работу он не успел. Однако  и  в незавершенном виде портрет хранится в семье Христоверсенов  и  висит на почетном месте.

В начале июня 1945-го к бывшим военнопленным обратилась администрация города. Искали художника, который смог бы нарисовать портрет норвежского короля Хокона VII к дате его возвращения из Лондона в Норвегию. Так случилось, что с приходом фашистов королевская семья не пожелала оставаться в заложниках у нацистских оккупантов  и  покинула пределы страны. Англия в годы войны гостеприимно приняла короля Норвегии  и  его семью. Нарисовать портрет короля Хокона VII взялся Семен Ливертовский. Трое суток он не отходил от мольберта. Ко дню возвращения короля Норвегии на родную землю — 7 июня 1945 года — портрет был готов. Портрет короля Хокона VII до настоящего времени вывешен в здании Коммуны на Шерфгатен, дом 43. Ежегодно 9 мая  и  в дни празднования норвежским народом Дня освобождения (7 июня) портрет работы учителя из Знаменки вывешивают в витрине музея Сопротивления, расположенного в старинной крепости Аркешус, построенной приблизительно в 1300 году. Как символ участия жителей города в антифашистском сопротивлении  и  знак преклонения перед светлой памятью его создателя, бывшего военнопленного — советского лейтенанта Семена Ливертовского.

С 13 июля 1945-го по 26 февраля 1946-го Семен Ливертовский снова находился в рядах Красной Армии. В 1946-м после демобилизации возвратился домой, преподавал в Знаменской средней школе. А в июле 1947-го у него родился сын. После перенесенных страданий Семен Давыдович долго  и  тяжело болел, в феврале 1971-го ему удалили левое легкое. Семен Ливертовский умер 9 мая 1986 года, когда вся страна отмечала День Победы. Похоронен в Знаменке Кировоградской области.