ПРАВЕДНОЕ ЖИТИЕ В АНТИСЕМИТСКОМ ПРИЩУРЕ

ВАЛЕНТИН ОСКОЦКИЙ

Владимир Карпов. — Генералиссимус. Историко-документальное издание в двух томах.

Вашему вниманию предлагается детальный анализ антисемитской направленности труда Владимира Карпова «Генералиссимус», подготовленный Валентином Оскоцким при содействии Московского бюро по правам человека (директор Александр Брод).

В.Оскоцкий убедительно доказывает, что работа В.Карпова не только содержит фактические ошибки и искажает содержание и смысл событий, которые в ней описываются. Главное, что она восхваляет И.Сталина за то, что он «разглядел, понял и отважился на борьбу с сионистским нашествием». Понятно, что подобный бред мало кого всерьез может заинтересовать и увлечь, и поэтому В.Карпов объявляет себя противником антисемитизма. Эта позиция не нова, но важно знать детально аргументы, которыми оперируют подобные «атнитисионисты», считает В.Оскоцкий.

Главный урок Истории — полагал один крупный философ — состоит в том, что люди не научились извлекать из нее никаких уроков. Это очень мудрые слова. И, к сожалению, верные. Тяга воспевать тоталитаризм и диктаторов, проливавших море невинной крови, до сих пор присуща иным «историкам» и литераторам.

Однако мы вряд ли стали бы дискутировать с автором очередного антиеврейского опуса, изданного за пределами Украины, если бы не одно но. В последние месяцы отрывки из романа «Генералиссимус» постоянно публикует газета «Киевский вестник».

Публикации произведения с явным юдофобским душком в этом издании вызвали неприятие и протест у читателей «Еврейского обозревателя», в первую очередь у еще оставшихся в живых ветеранов войны, обративших на эти публикации наше внимание. Вот почему мы решили напечатать статью русского писателя Валентина Оскоцкого, аргументированно, с нашей точки зрения, разбивающую тезисы автора «Генералиссимуса». Ну, а на замечание, что В.Карпов все-таки Герой Советского Союза, скажем только одно. Несмотря на то, что евреи по численности уступали многим народам СССР, среди воинов-евреев в конце войны было более полутораста Героев Советского Союза. Но ни один из них, кто впоследствии написал мемуары, не сказал плохих слов о русских, украинцах и других народах...

Владимир Карпов на присущем ему уровне стилистической небрежности и лексической неряшливости посчитал нужным двухтомное повествование, созданное исключительно из благих якобы намерений не «оправдывать или осуждать Сталина, а, как всегда, изложить все объективно», начать с «важного предупреждения» (заголовок подглавки), что он «никогда не был антисемитом» и «предубежденный подход к оценке событий и деяний отдельных личностей, исходя из их национальности», считает недопустимым. «Антисемитизм так же вреден и порочен, как русофобия, неприязнь к лицам кавказской, любых других национальностей и т.п.». «Одновременно уточняю: я четко различаю и отделяю антисемитизм от сионизма–сионизм — это тот же фашизм, но только когда вместо немцев претендуют на мировое господство евреи-экстремисты. Сионизм является монополией евреев-экстремистов, но сотни и тысячи представителей других национальностей служат, а точнее, прислуживают сионистам, являются их верными пособниками, получая за это вознаграждение высокими должностями, допуском в политические и коммерческие структуры, в СМИ, кино, литературу, на эстраду, радио.

Все это проявилось в тридцатые-сороковые годы, но особенно жестко осуществлено сионистами в нашей стране в перестроечные и постперестроечные годы — годы так называемых реформ. Мне кажется, нет необходимости убеждать в этом читателей и доказывать правдивость вышеизложенного — зрячий видит, не глухой слышит: все происходящее с нами и вокруг нас сейчас наглядное тому доказательство».

Зряшный труд ловить писателя на слово, как за руку, уличая в дилетантски приблизительном, если не примитивном, понимании сионизма, его идейных истоков, исторических корней и философских оснований. С изощренным хитроумием профессионального разведчика, удостоенного за боевые заслуги — действительные, не мнимые! — звания Героя Советского Союза, В.Карпов, как мы не раз увидим, не прочь прикинуться простачком-невеждой, лишь бы напроломнее протащить сокровенную для него безудержную апологию «великого и мудрого» за стратегический гений государственного лидера, политика, полководца, которому наше отечество и мы, здравствующие в нем ныне, по гроб обязаны избавлением. От чего бы вы думали? От гитлеровской оккупации, как по привычке, внедренной в обыденное сознание, тут же заученно подскажут седовласые сталинисты и их юные единоверцы из рядов нынешних «нацболов»?

Вовсе нет! «Главная победа Сталина, по масштабам исторически стратегическая, фактически это разгром сионизма на территории Советского Союза. Одержав победу над сионизмом, Сталин избавил тем самым народы, населяющие Советский Союз, от порабощения не менее опасного, чем гитлеровское фашистское нашествие». При этом, что для одописца особенно важно, спаситель действовал отнюдь не из антисемитских побуждений, поскольку — вопреки клеветническим, надо полагать, наветам собственной дочери — антисемитом не был, а лишь повиновался прозорливо угаданным велениям отечественной и мировой истории.

«Конечно, как человек, выросший в недрах православной культуры, и человек, широко информированный, он не мог не знать и не понимать, какова роль мирового сионизма. Но это совсем не то, что примитивный антисемитизм, в котором его облыжно упрекают. Если бы Сталин был антисемитом, он не потерпел бы рядом долгие годы Кагановича и Мехлиса, которых очень уважал и ценил. (Как верноподданных подручных кровавых заплечных дел! — В.О.)

...Великая заслуга Иосифа Сталина перед народами, населяющими Россию, и особенно перед русским народом, перед историей, заключается в том, что он разглядел, понял и отважился на борьбу с сионистским нашествием под видом «мировой революции».

...Сионисты никогда не забудут поражения, которое нанес им Сталин. В наши дни и вечно они будут поносить, очернять, обливать желчью Сталина, потому что он их лишил очень важного, почти достигнутого продвижения к заветной цели — мировому господству через захват России. Сталин не дал им возможности разрушить Российское государство и создать на его территории свою «землю обетованную».

Как ни длинна выдержка, стоило привести ее без значительных усекновений. В ней методологический ключ к историческим — точнее, антиисторическим идеям повествования, которое выстраивается, как житие праведника, увиденное в антисемитский прищур. Трубно отрекаясь на словах от антисемитизма примитивного и заскорузлого, В.Карпов выставляет его в мантии непримитивного и незаскорузлого антисионизма, но это для него не более чем неуклюжий эвфемизм, то и дело снимаемый прозрачными проговорками вроде такой, ставящей между обоими понятиями синонимичный знак равенства, как ни заклинает автор не считать их синонимами: «Еврей — понятие национальное, природное, как и русский, татарин или чукча. Сионист — категория политическая, такая же, как гитлеровский нацист, чеченский национал-террорист, американский куклуксклановец. (Стало быть, и позабытый отчего-то автором русский шовинист, великодержавный национал-патриотист? — В.О.) Потому еще раз прошу учесть эту мою, вообще-то официальную, трактовку и оценку сионизма и не принимать всем евреям на свой счет негативные высказывания, касающиеся только сионистов.

Своими расистскими идеями об избранности евреев, о превосходстве их над другими народами, о «богоизбранности» и праве на мировое владычество сионизм компрометирует, прежде всего, еврейский народ(!). Это противопоставление оскорбляет другие расы. Порождает ненависть к евреям(!). Антисемитизм — не что иное, как результат порочной теории и практики сионистов».

Жонглирование терминами, реальное содержание которых автор представляет себе крайне смутно, призвано поднять его настрой до историософской планки. Однако историософия эта такова, что с легкостью необыкновенной не только пренебрегает таким полезным подспорьем писательского труда, как эрудиция, образованность, знание, но едва ли не демонстративно порывает с гуманистическими традициями русской культуры, которая как эстетически, художнически, так и духовно, нравственно не однажды подтверждала «великую истину», неистово высказанную Белинским: «Когда человек весь отдается лжи, его оставляют ум и талант».

Ни ума, ни таланта не понадобилось В.Карпову для того, чтобы вывести сталинского соперника по большевистской борьбе за власть не Львом Троцким, а Лейбой Бронштейном, т.е. не идеологом революционного экстремизма, а раньше и прежде всего евреем, который не сам пришел в революцию, а был внедрен в нее, поставлен, навязан ей французскими «богачами-сионистами», давшими команду «пятой колонне» в России «поддержать его и подчиняться ему». Затем эти «закулисные политикомахеры» прибыльно перепродали будущего «вождя для будущей революции» американским партнерам, а те, дождавшись февраля 1917-го, приказали своему выкормышу «немедленно возвращаться в Россию и брать руководство революцией в свои руки с целью реализации сионистских замыслов». В России же, взбудораженной и вздыбленной, единомышленники по взглядам «и по крови!» спешно приняли его в большевистскую партию, срочно ввели в ЦК. На те же деньги тех же соплеменников-банкиров взращен Керенский, чье благоволение Троцкому оплачивалось не менее щедро.

В аналогичном, хотя противоположном по смысловому заряду ключе апокрифа выдержано начальное жизнеописание Иосифа Джугашвили-Сталина. Демонстрируя заявленную объективность авторского повествования, оно интригует видимостью полемики с «услужливыми биографами», которые возвышают скромную персону до «второго лица» октябрьской революции. Между тем «член руководящей команды большевиков-революционеров» из числа «близких к Ленину единомышленников» не разжигал костер, а лишь светился его отблесками. (Заметим походя, что такое умаление своей руководящей роли в большевистском перевороте сам Сталин отвергал решительно и недвусмысленно подтвердил это сначала запретом книги Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», где упомянут только единожды, а затем арестом Емельянова, который содержал и охранял в Разливе укрытие Ленина–Зиновьева и, как ни тужился, не мог в угоду вождю припомнить его частых визитов в «шалаш».) Зато блестящие батальные способности наркомнаца развивались, а незаурядный боевой опыт накапливался по ходу гражданской войны. В героической обороне Царицына (о том, что город был все-таки сдан Деникину, в книге ни слова). В защите Петрограда не только от Юденича, но и от запаниковавшего Зиновьева. В победном наступлении на Варшаву, сорванном авантюристом Тухачевским, любимчиком Троцкого.

Карательными кровопусканиями мечены все эти ступени карьерного восхождения будущего генералиссимуса, но он, по авторскому раскладу, проливал не красноармейскую, а белогвардейскую кровь, а также кровь замаскировавшихся под военспецов врагов революции, чье подполье пригревал и опекал тот же Лейба Бронштейн, послушно исполнявший указания тех, кто скрывается у писателя «под понятным местоимением «Они». И хотя о викториях Троцкого трубили (Сталин, понятное дело, не трубил, но о его заслугах перед революцией и он успел почтительно высказаться!) «во всех странах и на всех континентах все те же родственники по крови, у которых уже тогда была в руках вся пресса», нелиповые, а действительные победы одерживал не он, а Сталин. Совсем как в лживой повести Алексея Толстого «Хлеб», услужливо сочиненной по сталинскому «социальному заказу». Или в столь же убогой романной фальсификации меднолобого сталиниста Всеволода Кочетова «Угол падения».

Перечислим некоторые из преступных деяний сионистов-троцкистов, какие они учинили еще при Ленине, но особенно после него.

Расстрел царской семьи, который, как протеже Троцкого, произвел председатель Уралсовета Янкель Вайсбарт, он же Белобородов. Председатель Совнаркома здесь, ясное дело, не при чем.

«Смертный приговор казачеству», во имя «очищения российской земли от русских», приведенный в исполнение тем же Вайсбартом-Белобородовым «вместе со Свердловым, с благословения Троцкого». Досадная закавыка с Яношем-Яковом Мовшевичем-Михайловичем Гаухманом-Свердловым, вечной памяти которого посвящена бурнопламенная ленинская речь на Красной площади, увертливо снимается назидающей скороговоркой: «Все было бы хорошо, остался бы Яков Михайлович в памяти людей честным революционером и прекрасным организатором, если бы не отравили его (физически тоже?) сионистские идеи Троцкого»...

Обратим, кстати, внимание на авторскую одержимость раскрытием псевдонимов. Не исследовательский азарт историка водит пером В.Карпова, а бдительность криминалиста, не сомневающегося, что «во всех случаях, когда человек прячется под псевдонимом, имеется намерение скрыть свое подлинное лицо, а иногда и прошлое». Оттого и в засланных к большевикам евреях выявилось «второе дно», т.е. необходимость спрятать свое двуличие. С русским псевдонимом сионистам было спокойнее маскироваться, превращать свои идеи в антипартийные дела. Истинная же национальная принадлежность, видная по фамилии, выдавала, настораживала, лишала конспирации сионистов, потому что было известно: сионистом мог быть любой еврей (!). Вот и меняли они фамилии на русские, грузинские, армянские и по сей день суетливо требуют исключить из паспорта и из всех анкет «пятый пункт» — о национальной принадлежности. Но если Бронштейн-Троцкий, Апфельбаум-Зиновьев, Розенфельд-Каменев, Губельман-Ярославский — это двуличие, то что тогда Ульянов-Ленин, Джугашвили-Сталин, Скрябин-Молотов, Костриков-Киров — прямодушие? Чудо что за логика!

Впрочем, вытекающая из того абсурда, в русле которого «идет разговор и оценка действий личностей не только с двойной фамилией, но и двуличных, с двойным дном, то есть действующих как большевики в открытой повседневной работе — под псевдонимами — и занимающихся тайными делами для достижения оппортунистических целей, очень часто смыкающихся с сионистскими идеалами». Доведись, короче говоря, В.Карпову перебеливать сегодня «Краткий курс истории ВКП(  б )», он с энтузиазмом выстроил бы его как историю сопротивления здоровых большевистских сил «очень ощутимому сионистскому акценту», какой вносили еврейские эмиссары «в революционные коммунистические дела и преобразования. Борьба за власть между троцкистами и сталинистами носила его постоянно».

На нечистой совести сионистов провалившаяся попытка «убрать Ленина» опробованным путем убийства из-за угла. «Покушение удалось только наполовину: Ленин остался жив, но почти выбыл из строя как руководитель всех партийных и государственных дел страны. Троцкий обрел еще большую власть. Сталин, тогда как соперник (на сей раз истинно: не противник, а именно соперник!) еще не просматривался, его положение Генерального секретаря расценивалось в качестве общего руководителя канцелярии партии. В Политбюро большинство были сторонниками Троцкого, и он считал, что вывести Сталина за штат будет несложно, только нельзя этого делать, пока жив Ленин, который выдвигал Сталина на этот пост и будет защищать его». Не ареопаг партийных интеллектуалов, одним словом, а коммунальная кухня функционеров. Так, впрочем, и было на всем прошловековом всемирно-историческом пути РКП( б )— ВКП( б ) — КПСС — от ленинского начала 1920-х до горбачевского конца 1980-х.

Не большевистских, а троцкистских рук дело — массовый «красный террор», объявленный ВЦИКом после покушения на Ленина и истребивший русских офицеров, священников, чиновников, ученых, писателей. На этой волне, кроваво вспененной сионистами, чекистский следователь Якобсон самочинно приговорил к смерти «бывшего блестящего офицера, гениального русского поэта Николая Гумилева». Председатель ВЧК, подписавший расстрельный вердикт, и председатель Совнаркома, отказавший в заступничестве, снова не при чем.

Компрометация Крупской, закулисно спровоцированной на ссору со Сталиным, и «всесоюзного старосты», принуждаемого подписывать подготовленные Троцким документы о грабеже, разорении, уничтожении православных храмов, арестах и расстрелах священнослужителей. Подставив «русского уважаемого Калинина как ширму, для того чтобы спрятать истинных варваров», троцкисты-сионисты прибрали к своим загребущим рукам «огромные богатства, накопленные Россией». А «золото партии», которое калининский предшественник по ВЦИКу хранил в том же Кремле, — оно чище, другого происхождения?.. А самоубийство Надежды Аллилуевой, чей «выстрел в спину» (заголовок подглавки) направили сиониствующие профессора Промакадемии. В большинстве сторонники Троцкого, они каждодневно высказывали «неодобрительные суждения о том, что делает Сталин», и клеветнически обвиняли его в диктаторстве.

Поначалу «все шло, как и полагается в дружной семье. Но начинает проявляться влияние извне. Троцкистское окружение в Промакадемии — сначала зарождает сомнения относительно позиции мужа, потом — симпатии к своим позициям и, наконец, полное согласие с оппозиционерами». Трагический исход «очевиден, он на поверхности (!): оппозиционеры-сионисты были большие мастера влиять на психику, на взгляды, на поведение человека, плести интриги. Наверняка, это была хорошо ими подготовленная, отрежиссированная, именно политическая акция. Они нанесли удар в спину Сталину рукой любимого человека (даром что садистски унижаемого!) — В этом и заключался главный смысл содеянного. Как ни тяжел был этот удар, Сталин выстоял. Но, наверное, сделал глубокую зарубку в своей цепкой памяти и, когда пришло время, напомнил некоторым «невиновным жертвам террора» и эту свою боль».

Злодейское убийство Кирова, с которым Сталин сердечно подружился еще в гражданскую. Теперь их дружба стала «почти родственной. Сергей Миронович, приезжая из Ленинграда по делам в Москву, останавливался не в гостиницах, а на квартире Сталина (неверно: главным образом, у Серго Орджоникидзе!). Отпуск Киров проводил обычно вместе со Сталиным». И за три недели до выстрела в Смольном, оборвавшего дружескую идиллию, они тоже были в Сочи, безмятежно играли в городки, на бильярде, парились в бане. Как ни старательно упрятывали троцкистские оппозиционеры, а затем их последователи — Хрущев и нынешние «демократы» — концы в воду, «подлинная, неопровержимая» истина известна всезнающему писателю: «Ничего не надо искать, нет никаких тайн, все на поверхности (опять, как это чаще всего у В.Карпова, «на поверхности»!). Организаторы и исполнители убийства сами на следствии и публично на открытом судебном процессе признавались: «Да, мы убили Кирова!». Не нужно ничего искать, кого-то разоблачать». Саморазоблачившиеся убийцы лихо отметили злодейство буйной пляской, «и плясали они, наверное, не «барыню», а свои «Шолом» и «Семь-сорок». Как достоверно знает В.Карпов, «это было настоящее торжество по случаю удачно осуществленной террористической акции. Они праздновали начало свержения «клики Сталина», потому что убийство Кирова было первым в целой серии запланированных терактов», провокационно маскируемых троцкистскими слухами «об устранении Кирова как конкурента Сталина». В пику Хрущеву, а также О.Шатуновской, которая ушла из жизни, не зная об уничтожении в КГБ нескольких томов собранных ею материалов о сталинском дирижерстве в «деле» Кирова, эти слухи, внушает писатель, «с полной очевидностью опровергаются как дезинформация, дымовая завеса», скрывающая «преступные замыслы самих заговорщиков». Первыми перейдя к террору, они замышляли далее «не только свержение Сталина и его соратников, но и физическое устранение — убийство Кирова стало апогеем в этой их черной затее.

Но Сталин после убийства Кирова тоже показал зубы и даже клыки!». Железную хватку по-волчьи ощеренных сталинских клыков познает перед войной и будущий автор «Генералиссимуса», хотя, в ту пору курсант военного училища, террористом не был. Как не был им ни в войну, ни после нее и вымышленный Иван Денисович Шухов, принявший на свои крестьянские плечи ту же зековскую ношу, что и доподлинный В.Карпов.

Как ни пестр калейдоскоп, как ни хаотична мозаика разнокалиберных — от «красного террора» до найма евреек в жены большевистским вождям — событий, все они, как шашлык на шампур, нанизаны на стержень разрушительных «сионистских замыслов», продвигавшихся в ходе борьбы «за власть в партии и государстве, а вернее, за захват России», какую поначалу «весьма успешно» вел Троцкий с Лениным, а затем со Сталиным. Будто и невдомек автору, что ни Троцкий, ни Зиновьев с Каменевым, ни их партнеры по оппортунизму и подельники по «блокам» евреями себя не сознавали, а числили в собственных глазах истыми революционерами, работающими на ассимиляцию наций и народностей в едином безнациональном интернационале пролетариев, которые, по Марксу–Энгельсу, не имеют отечества! Тем, кстати, охотнее и с обеих сторон спокойнее Еврейская коммунистическая партия (ЕКП) влилась в РКП( б ), что действовала не по сионистским наущениям-проискам, а шла собственным курсом пролетарского интернационализма, который подтвердил своей подписью под соответствующим постановлением от 9 марта 1923 года не какой-то замаскированный сионист, а секретарь ЦК Куйбышев, которого автор видит в когорте стойких ленинцев-сталинцев.

Если принять на веру его зыбкие построения, то, стало быть, с Куйбышева и спрос за то, что «десятки тысяч новых влившихся «коммунистов» стали верными, надежными соратниками Троцкого и его единомышленников в борьбе за власть. Они при содействии своих единокровных братьев быстро продвигались по службе и через год-два стали руководящими работниками в районных, областных, союзных и центральных комитетах партии, органах Советской власти, министерствах (видимо, наркоматах?) и учреждениях, прокуратуре, судах, в армии и даже ГПУ». Как быть в таком случае с антисталинской платформой М.Рютина, ни в каких троцкистско-сионистских сговорах не замеченного? Подобные исторические реалии не для В.Карпова. Он самозабвенно выпрямляет стержень-шампур, без устали варьируя одно и то же: «Во всей деятельности Троцкого отчетливо просматривается прямое выполнение указаний сионистских финансовых и политических хозяев, у которых он был на содержании. Да и теория Троцкого о мировой революции — при практическом осуществлении ее еврейскими кадрами — прямо смыкается с сионистскими поползновениями овладеть Россией. В этом отношении просто вырисовывается между ними большой знак равенства». И еще проще смывается не кем-нибудь, а Лениным, которого — общеизвестно — лозунг мировой революции вдохновлял не меньше, чем Троцкого!..

Но что до этого В.Карпову! Не ленинцы, упрямо он гнет свое, а «троцкисты были повсюду. Они проводили свою единую линию по компрометации Сталина и его единомышленников. Казалось, его судьба предрешена, в скором будущем он будет отстранен от дел. Но события сложились так, что Сталин, вопреки предположениям троцкистов, неожиданно обрел новый дополнительный и очень весомый авторитет в партии. Он был стратегом, не лез в драку в открытую». Стратегической его панацеей стал массовый, без малого четверть миллиона человек, «ленинский призыв» в партию, который В.Карпов рекомендует называть по справедливости сталинским, поскольку не от покойного Ленина, а от здравствовавшего Сталина «исходила идея его осуществления, и новое пополнение стало надежной опорой Сталину в дальнейшей работе и борьбе с оппортунистами, а по существу, с противниками России». Твердо опираясь на этот идейно монолитный костяк, и спасал будущий генералиссимус от сионистского чужебесия Россию, которую он вел от победы к победе, как распевалось в «Интернационале», «своею собственной рукой». Крепкая была рука, ничего не скажешь!