МЕЖДУ ПОКАЯНИЕМ И КАТАРСИСОМ

ВАЛЕРИЙ КАДЖАЯ

Нынешним летом Александру Солженицыну была присуждена Государственная премия Российской Федерации в области гуманитарной деятельности. Вручение премии — хороший повод поговорить «про жизнь». Что и сделал журнал «Шпигель». Он опубликовал пространное интервью с Солженицыным, которое быстренько перепечатали несколько наших газет и журналов. Но почему именно немецкий журнал обратил внимание на писателя, которого на Западе уже стали подзабывать?

Может, потому, что Германия, кажется, единственная страна на Западе, где перевели «Двести лет вместе». И сразу же разгорелся скандал. Депутат бундестага от ХДС Мартин Хоманн, выступая перед своими избирателями на празднике Германского Единства, заявил, что зря немцы винятся перед евреями. На самом деле, оказывается, сами евреи — «преступный народ». Этот вывод г-н Хоманн сделал после чтения книги «знаменитого русского писателя, ученого, философа и моралиста Александра Солженицына» о роли евреев в разрушении Российской империи. Книга эта — «Двести лет вместе».

Горячо поддержал депутата командующий «специальными силами коммандос» бундесвера генерал Гюнцель. Его тут же отправили в отставку, а вот с депутатом справиться оказалось не так просто. Большинством голосов (195 против 28 при 16 воздержавшихся) Хоманна удалили из крупнейшей фракции ХДС/ХСС, но он в ответ перешел в откровенно правую Шилль-партию и остался в бундестаге на правах «независимого депутата». Но обратите внимание на расклад голосов: почти 12 процентов поддержали поклонника солженицынских идей!

Как бы то ни было, премия — премией, но в интервью со знаменитым русским писателем, ученым, философом и моралистом журналисты «Шпигеля» не могли обойти вниманием «еврейский вопрос».

«Шпигель»: Вашим двухтомником «200 лет вместе» вы недавно предприняли попытку преодолеть табу, долгие годы запрещавшее обсуждать совместную историю русских и евреев. Эти два тома вызвали на Западе скорее недоумение. Там вы в подробностях описываете, как в царское время еврей-трактирщик обогащался, используя нищету пьющих крестьян. Вы называете евреев передовым отрядом мирового капитала, шедшим в первых рядах разрушителей буржуазного строя. Из ваших богатейших источников действительно извлекается вывод, что евреи больше, чем другие, несут моральную ответственность за провалившийся эксперимент с Советами?

Солженицын: Я как раз не делаю того, на что намекает ваш вопрос: не призываю к какому-либо взвешиванию или сравнению моральной ответственности одного и другого народа и тем более отрицаю ответственность одного народа перед другим. Весь мой призыв — к самоосмыслению.

Вообще говоря, корреспондент «Шпигеля» отнюдь не намекает, он констатирует то, что прочел. Но корреспондент скорее всего не читал ставшей в последние годы известной работы классика русской литературы Николая Лескова «Еврей в России», которая от всех вымыслов по поводу спаивания крестьян (русских, разумеется) евреями-трактирщиками, так охотно подхваченных нобелевским лауреатом, не оставляет камня на камне. Брошюра Лескова была написана в середине 80-х годов XIX века, Солженицын читал ее, так как дважды цитирует и, тем не менее, категорически заявляет в «Двести лет вместе»: «Евреи спаивали народ, за это они и должны нести историческую ответственность». Вот так, коротко и ясно.

Солженицын большой мастер уходить от прямых ответов. Вот и на этот раз он вместо прямого ответа на прямой вопрос цитирует сам себя: «В самой книге Вы можете получить ответ на Ваш вопрос...»: «Приходится каждому народу морально отвечать за все свое прошлое — и за то, которое позорно. И как отвечать? Попыткой осмыслить — почему такое было допущено? В чем здесь наша ошибка? И возможно ли это опять? В этом-то духе еврейскому народу и следует отвечать и за своих революционных головорезов, и за готовные шеренги, пошедшие к ним на службу. Не перед другими народами отвечать, а перед собой и перед своим сознанием, перед Богом. — Как и мы, русские, должны отвечать и за погромы, и за тех беспощадных крестьян-поджигателей, за тех обезумелых революционных солдат, и за зверей-матросов».

В чем и перед кем должны отвечать русские евреи? Перед русским народом? Но ведь это русский 150-миллионный народ, словно смерч-торнадо, втянул в революцию, а затем и в гражданскую войну 5-миллионный еврейский народ. Как, впрочем, и все остальные народы Российской империи. Ну, тогда давайте каяться друг перед другом: русские перед евреями, евреи перед русскими, а те и другие перед грузинами, латышами, поляками и т.д. и т.п., и наоборот. Вот только что даст сегодняшним россиянам еврейское покаяние за «дела времен Очаковых»?.. Да не каяться нам надо друг перед другом, а всем стремиться к катарсису, сиречь очищению от грехов, накопленных за 75 лет коммунистического правления.

Смешно, ей Богу, читать солженицынские объяснения событий, происшедших в России 90 лет назад: «25 октября 1917 года в Петрограде произошел односуточный насильственный переворот, методически и блистательно разработанный Львом Троцким (Ленин в те дни еще скрывался от суда за измену)...»

Вообще-то «односуточный насильственный переворот» зрел долгие столетия. Если же брать конкретный отрезок времени от 27 февраля до 25 октября 1917 года, то курс на вооруженное восстание был провозглашен Лениным 3 апреля сразу по возвращении из эмиграции. Поэтому забавно читать, что переворот 25 октября был методически и блистательно разработан Львом Троцким, а Ленин в это время скрывался от суда.

Где скрывался? Да в шалаше у озера Разлив — в 34 километрах от Петрограда и ежедневно получал всю необходимую информацию, которую ему доставлял рабочий-большевик Алексей Штокман (не еврей, а обрусевший немец).

«Укрывище», выражаясь новоязом Солженицына, организовал Сталин, который навещал Ленина регулярно. Через Кобу Ильич руководил Центральным комитетом. 26 июля — 3 августа состоялся VI съезд партии. С двумя докладами: о политическом положении и отчетным выступил на съезде Сталин.

Сталин был избран членом первого в истории партии Политбюро на седьмой Всероссийской конференции РСДРП(  б ) еще 29 апреля, когда в него вошли четыре человека. По голосам, поданным за них, они шли в таком порядке: Ленин, Зиновьев, Сталин, Каменев. Троцкий в то время не только не входил в высшее политическое руководство партии, но даже не состоял в самой партии большевиков. Он вернулся из эмиграции в Петроград лишь 4 мая и тут же вступил в так называемый межрайонный комитет.

После неудачной попытки вооруженного восстания 3-5 июля, подавленного Временным правительством, Ленин и Зиновьев ушли в подполье, Троцкий был арестован, и «на хозяйстве» остался Сталин. Лев Давыдович просидел в Крестах 40 дней и был принят в большевики лишь 26 июля на VI съезде заочно вместе со всеми «межрайонцами».

Вышел он на волю только 2 сентября.

В связи с наступившими холодами Ленин был переправлен в Финляндию и уже оттуда передал письма, которые Сталин зачитал членам ЦК. В этих письмах Ильич ставил вопрос ребром: «Большевики должны взять власть... Взяв сразу власть в Москве и в Питере, мы победим безусловно и несомненно».

9 октября Троцкий становится председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, а уже на следующий день в зале заседаний Таврического дворца появляется бритый, в парике настоящий Председатель. Он делает доклад о текущем моменте, который заканчивает лозунгом: «Вооруженное восстание неизбежно и вполне созрело!» С этой минуты все нити восстания сосредоточиваются в руках Ленина, несмотря на то, что в Смольном (штабе восстания) он не показывается, а скрывается на конспиративной квартире. «Связь с Лениным поддерживалась главным образом через Сталина» — напишет впоследствии в своих мемуарах Троцкий.

Основную схему «односуточного насильственного переворота методически и блистательно разрабатывает» и внедряет в течение двух недель Военно-революционный комитет под руководством Николая Подвойского, сына сельского священника. Именно Подвойский и его замы Антонов-Овсеенко и Чудновский во всех деталях разработали план вооруженного восстания. И, тем не менее, зная, что для успеха переворота все обеспечено, Ленин вечером 24 октября, густо загримировавшись, чтобы его не узнали, пересекает город без всякой охраны и является в Смольный.

Ночью Ленин собирает ЦК — формировать правительство. В него вошли Зиновьев, Каменев, Сталин и Троцкий. Главой первого советского правительства стал Ленин. Спустя много лет в своих воспоминаниях Троцкий напишет: «Не будь меня в 1917 г. в Петербурге, Октябрьская революция произошла бы — при условии наличности и руководства Ленина. Если  б  в Петербурге не было Ленина, я вряд ли справился бы с сопротивлением большевистских верхов...»

Видит Бог, я не хотел утомлять читателей подробностями, которые известны любому студенту исторического вуза. Но интервью, которое дал Солженицын журналу «Шпигель», не имеет ничего общего с тем айсбергом, который представляет собой «200 лет вместе». Фразу о блистательном Троцком и скрывавшемся Ленине нельзя понять, не прочитав этот объемный и в то же время неподъемный труд. В этом повествовании деятели русской революции выглядят марионетками, которыми ловко управляют евреи-кукловоды. Троцкий, безусловно, фигура выдающаяся, но только на фоне гигантской фигуры Ленина. Стоило Ленину сойти со сцены, и Троцкий в течение двух-трех лет превратился в политический труп.

Когда же читаешь повесть Солженицына «Ленин в Цюрихе», то видишь перед собой жалкого бюргера. Там повествуется о том, как некий авантюрист Парвус приезжает в Цюрих зимой 1917 года уговаривать Ленина возглавить революцию в России. Владимир Ильич показан суетливым, растерянным полуголодным эмигрантом. «Да вы план — понимаете мой? Вы — план мой принимаете?» — наседает на Ленина Парвус. План же — всего лишь пересказ тех событий, которые вскоре действительно произойдут в России...

На самом же деле единственная серьезная роль, которую этот проходимец сыграл в русской революции, — это посредничество между германским Генштабом и большевиками в передаче им денег на финансирование антивоенной пропаганды. Руководитель боевой дружины на Путиловском заводе Петр Рутенберг под пером Солженицына оказывается кем-то вроде серого кардинала у попа Гапона или, опять же пользуясь новоязом Солженицына, его «направителем», тогда как истинным направителем Гапона был начальник Особого отдела департамента полиции жандармский полковник Сергей Зубатов...

Или всеми забытый ныне Хрусталев-Носарь, мелкий адвокат, пролезший благодаря своему краснобайству в председатели Петербургского совета рабочих депутатов, которого столь красочно описал Солженицын. Носарь понадобился Солженицыну лишь для того, чтобы лишний раз доказать, что на самом деле правили балом евреи: оказывается, Хрусталев-Носарь всего лишь пешка, а за его спиной стоял Троцкий...

Призывая, с одной стороны, народы каяться, Солженицын сам же себе противоречит, перекладывая коллективную вину на отдельные персоналии: «Не надо никогда личные злодейства отдельных вождей или политических режимов ставить в вину российскому народу и его государству или приписывать их «больной психологии» русского народа, как это нередко делается на Западе. Эти режимы смогли держаться в России, только опираясь на кровавый террор. И вполне очевидно: лишь чувство осознанной, добровольно признанной вины может быть залогом выздоровления нации. В то время как несмолкающие упреки извне скорее контрпродуктивны».

На самом же деле, контрпродуктивны попытки подретушировать историю, приписать все беды, постигшие Россию в XX веке, или мировой закулисе, или зловредным евреям, или, наконец, инопланетянам.