ГЕТТО КАК ПРЕДЧУВСТВИЕ

ДИНА СУВОРОВА

Исаак Башевис-Зингер. Семья Мускат. Текст, 2007.

Семейная сага, на страницах которой живут и умирают полтора десятка отпрысков и родственников благочестивого еврея и коммерсанта Мешулама Муската из Вaршaвы, подробно рассказывает о кризисе традиционного еврейского уклада   в  Восточной Европе  в  течение примерно тридцати лет — с начала XX века до осени 1939 года.

Падение нравственности, ослабление влияния хасидов на молодежь, стремление ассимилироваться  в  польскую среду, переход  в  христианство, приверженность коммунизму или светскому сионизму, эмиграция —  в  романе есть все возможные варианты судеб, характеров и точек зрения на будущее еврейского народа, которые только можно вообразить.

Книга начинается с того, что Реб Мешулам Мускат возвращается из Швейцарии, где женился  в  третий раз. Перед нами пожилой богатый коммерсант, старейший член Варшавской биржи, владелец доходных домов и уважаемый представитель еврейского сообщества. Он живет  в  еврейской части города, куда поляки стараются не заходить, а по дороге домой проезжает сад, где запрещено появляться евреям  в  лапсердаках.

Надо сказать, что,  в  отличие от других городов,  в  Варшаве к началу XX века евреи были  в  достаточной степени интегрированы  в  местное общество.  В  городе существовало 225 хедеров и 20 начальных общеобразовательных школ, а численность еврейского населения с 1882 по 1901 год составляла около 255 тысяч человек — больше, чем  в  любом другом городе Европы.  В  Варшаве действовало 12 филантропических организаций,  в  том числе Общество помощи роженицам и дешевая кухня для иногородних, ищущих работу. Кроме того,  в  городе издавалось более десятка еврейских газет на иврите, идише и польском языке. Даже само еврейское сообщество было далеко неоднородным: социал-демократы, сионисты, коммунисты составляли серьезную идеологическую конкуренцию традиционному хасидизму.

 В  одном из интервью писатель сказал, что во время работы над романом его намерением было возродить навсегда исчезнувший город — Варшаву —  в  довоенном виде, «как если бы никаких ужасающих событий  в  истории еврейского народа последних десятилетий не происходило».

Поэтому здесь мы будем говорить не о том, что  в  романе есть, —  в  нем слишком много всего, восемьсот с лишним страниц дотошнейшего описания быта, одежды, манер, конфликтов, привычек, склок, надежд и разочарований; будем говорить о том, чего там нет.

Управляющий Мешулама Муската, Копл, женится на его дочери и уезжает  в  Америку, где живет и растит детей. Однако читатель узнает о его жизни там лишь с чужих слов — действие ограничено пределами Польши. Фактически, Америка находится так далеко и  в  ней все настолько иначе, что это место почти невозможно себе вообразить.

Копл торгует спиртным во время сухого закона, сидит  в  тюрьме, выходит из нее, отдает детей  в  колледж — но все это происходит как будто на другой планете. Да, антисемитизм присутствует и  в  Новом Свете, а родственники-хасиды считают детей Копла, которые учатся  в  мирских школах и едят трефное, обычными вероотступниками, «почти гоями».  В  свою очередь, возвращаясь  в  Европу навестить родных, новоявленные американцы находят своих тетушек и дядюшек настолько странными, что обещают себе никогда больше сюда не возвращаться.

Скорее всего, так оно и произойдет, и  в  итоге получится знакомый всем современный тип американского еврея — хорошо образованного врача, юриста или актера. Но лишь благодаря тому, что некоторые из детей и внуков Мешулама Муската  в  который раз за историю своего народа выбрали эмиграцию.

Его  в  книге тоже нет — просто пока не существует. Но есть люди, которые будут создавать это государство.

«Против них (сионистов) были все — ортодоксальные евреи, социал-бундовцы, коммунисты. Но таких, как они, не испугаешь. Если Мессия верхом на осле до сих пор не явился, пора решать свою судьбу самим. Они вышли из дома, топая сапогами и распевая во весь голос:

 В  земле отцов

Надеждам сбыться.

Надеждам было суждено сбыться лишь  в  1948 году. Из тех потомков Муската, кто эмигрировал  в  Палестину, многие, скорее всего, погибли — кто  в  мешанине осколков Османской империи, кто  в  конфликтах с арабами или англичанами, кто, наоборот, сражаясь вместе с англичанами против фашизма во время Второй мировой.

Некоторые остались живы — и построили-таки свое государство,  в  возможность которого мало кто верил.

К моменту, на котором Башевис-Зингер заканчивает книгу, то есть к осени 1939 года,  в  Варшаве собралось более полумиллиона евреев — беженцев и коренного населения. 29 сентября того же года город оккупировали германские войска.  В  середине ноября 1940 года  в  северных районах Варшавы было создано гетто, отделенное от остального города сначала колючей проволокой, а затем — стеной. После этого разницы между евреями внутри общины уже не было.

Последние слова романа «Мессия — это смерть». Чем ближе к концу книги и к Катастрофе, тем пронзительнее кажутся интонации героев Башевиса-Зингера. Не потому, что мастерство автора, как принято говорить, проявляется со всей силой или читатель начинает больше сопереживать героям. Просто со всей очевидностью становится понятно: эту книгу невозможно написать так, «как если бы никаких ужасающих событий  в  истории еврейского народа последних десятилетий не происходило». Все, кто не захотел бросить дом, отказаться от семьи, имущества и религии; кто остался  в  Варшаве к началу Второй мировой,  в  том числе дети и внуки Мешулама Муската, погибли.

Сам Исаак Башевис-Зингер — нобелевский лауреат, американский прозаик польского происхождения, прожил  в  Варшаве до 1935 года и уехал оттуда, опасаясь антисемитской политики Гитлера. Таким образом, для Башевиса-Зингера гетто  в  качестве прямого непосредственного переживания уже не было. Для героев книги гетто еще нет. Фактически, варшавское гетто  в  «Семье Мускат» существует лишь для читателя. Который знает, чем все кончится, но не может ни предупредить, ни спасти, ни перестать читать.