ШИКЕ ДРИЗ – ВОЛШЕБНИК ИЗ СТРАНЫ СЕМИЦВЕТНОГО ДЕТСТВА

БОРИС ХАНДРОС

Есть такая страна
Заветная,
Необычная —
Семицветная.
Если в ней не бывали
Раньше вы,
Знайте:
Леса там —
Оранжевые,
Море сладкое там —
Не соленое,
Там веселое небо
Зеленое!
Эта страна
Заветная —
Детство мое
Семицветное.

Человек с редкой фамилией, звучащей, как посвист, как крик птицы, он прожил полную драматизма, крутых поворотов, парадоксов счастливую жизнь.

Шике Дриз... Это имя мне и раньше было знакомо, хотя бы по публикациям в «Советише геймланд» 1960-х годов, но по-настоящему, в полный рост он открылся мне совсем недавно благодаря знакомству с другим Дризом — Яковом Абрамовичем.

Все началось с письма. «Я прочитал Ваше «Местечко, которого нет». Я тоже прошел все круги ада «солнечной Транснистрии», гетто». И дальше — рассказ о пережитом.

В конце письма приписка: «Надо обязательно встретиться. Мне есть о чем Вам рассказать».

Созвонились, встретились.

В ответ на мой вопрос: «  А  вы, случайно, не родственник?..» улыбнулся: «Не вы первый и, надеюсь, не последний. Не так уж много на свете нас, Дризов. Шика — Овсей Овсеевич Дриз — приходится мне троюродным братом. В дальнейшем — просто брат. Глубоко убежден: степень родства определяется не столько кровными, сколько душевными узами».

...Счастливый случай —  а  мог и не быть — перепахал всю жизнь Якова, наполнил новым содержанием. Он никогда не чувствовал себя «лириком», скорее — «физиком». В 17 лет, только что освобожденный из гетто, стал солдатом. Участвовал в двух войнах. И, как в песне, «на Тихом океане свой закончил он поход». Служил семь лет на флоте. Возвратился домой опытным, квалифицированным связистом. Увлекался технической литературой и мемуарной — о войне.

Однажды, возвращаясь с работы, случайно остановился возле книжного киоска. Бросилась в глаза тоненькая книжечка «Глоток воды». Увидел имя автора на обложке: Овсей Дриз. Обрадовался: «однофамилец». Купил сразу два экземпляра: для сына и соседской девочки-именинницы. По дороге стал листать книжку. На титульной странице: перевод с еврейского.

И тут вспомнил мамин рассказ о Шике Дризе-старшем — незадачливом искателе заокеанского счастья, который скоропостижно скончался по пути в Америку. О родственнице, оставшейся вдовой вскоре после свадьбы. Долго ли, коротко ли, Яков нашел ее — тетю Симу. Жила она в Киеве. Встретились, разговорились. И с первой минуты стало ясно — родственники, и довольно близкие: «Ваши дедушки Дризы были родными братьями».

Из биографии:

Овсей Овсеевич (Шике) Дриз родился 16 мая 1908 года. Рос сиротой. Его отец Шика Дриз, как уже сказано выше, почти сразу после свадьбы отправился за океан в поисках заработка и в пути скоропостижно скончался.

Молодая вдова со временем вторично вышла замуж. И детство Шике Дриза-младшего прошло в доме деда — лудильщика в местечке Красное под Винницей.

К деду часто заглядывали «на огонек» его соседи — такие же ремесленники, мастеровые, которые всегда тяжело работали, но никогда не теряли чувства юмора. Любили острое словцо, веселую песню.

Закончив начальную еврейскую школу, Дриз едет в Киев. Поступает на работу на завод «Арсенал». Одновременно учится в художественном училище, в Киевском институте искусства. Он мечтал стать скульптором. С детских лет рисовал, лепил. Но в полную силу его талант открылся в поэзии. Все его творчество пронизывают впечатления детства. В них, как из животворящего источника, черпает он язык, темы, картины, типы.

В 1930 году вышел первый сборник стихов Овсея Дриза «Светлое бытие».  А  в 1934 году — следующий сборник «Стальная мощь». В том же году начинается его служба в пограничных войсках. Затем — война, которую он прошел «от звонка до звонка».

Демобилизация, вхождение в мирную жизнь Овсея Дриза совпадает с очень трудным периодом для еврейской литературы. Убит Михоэлс, разгромлен Еврейский антифашистский комитет. Закрыто издательство «Дер Эмес» («Правда»).

Надо было как-то жить, и Овсей Дриз работает в Москве маляром, лепщиком, гранильщиком мрамора. «Я частенько встречал его, — вспоминал Михаил Матусовский, — в драной кепке, в пестрой одежде, словно нарочито размалеванной художником-авангардистом».

Признание, широкая известность приходят к Овсею Дризу на шестом десятке жизни. С начала 60-х годов его книги на русском и в подлиннике — на еврейском языке — выходят миллионными тиражами. На его тексты композиторы охотно писали музыку. По его пьесам снимали мультфильмы. Его стихи-сказки вошли в антологию сказок мира.

Ему были рады в любых аудиториях: в детских садах, в школах, в рабочих коллективах.

Он был полон новых замыслов. Но им не суждено было воплотиться. Не хватило жизни. 14 февраля 1971 года в возрасте 62 лет его не стало.

...Встреча братьев Дризов состоялась в Малеевке, в писательском Доме творчества под Москвой. Проговорили всю ночь и никак не могли наговориться. Переходили с русского на еврейский, с еврейского на русский. Яков не удержался, спросил, почему Овсей не пишет стихи на русском языке? Лицо брата сразу стало серьезным, строгим: «Если бы я не писал свои стихи на идиш, мамэ-лошн, я перестал бы быть самим собой».

Овсей Овсеевич с большим интересом выслушал историю возникновения фамилии Дриз, которую Яков, в свою очередь, не раз слышал от своего отца.

Вот что гласит семейное предание. Подоспело время одному из прапрадедов идти служить в царскую армию. Случилось это во времена Николая I. Служба была тогда тяжелой, особенно для евреев, и длилась 25 лет. Родные решили отослать парня подальше от Томашполя, где они жили. Он был малограмотный, с большим трудом писал свою фамилию Гайсинский. И выдумали они ему новую фамилию — покороче, из четырех букв, произвольно — Дриз. Отсюда и пошли Дризы. Впрочем, фамилию эту можно трактовать по-разному.

«Подчас мне кажется, — напишет после смерти поэта его друг, переводчик Лев Озеров, — что фамилия Дриз — это аббревиатура, составленная из начальных букв таких слов, как Детство, Радость и Здоровье или Доброта, Работа и Знание».

...Яков рассказывал о гетто, о первых кровавых погромах, о том, как погибла его одноклассница Лия Шварц, с которой они до войны выпускали школьную газету. Запомнился ему рассказ Овсея о том, как его уже после смерти Сталина исключали из Союза писателей как балласт. Зал уже готов был проголосовать, но в последнюю минуту появился Александр Фадеев и взял Овсея под защиту.

«Балласт», кандидат на исключение из Союза писателей СССР, что было тогда почти равно литературной смерти, он еще при жизни становится последним классиком еврейской поэзии — в масштабах не только бывшего Советского Союза,  а  всего мира.

И это не преувеличение. Вряд ли кто из поэтов, пишущих на идиш, может сравниться с Овсеем Дризом по воистину космическим тиражам, популярности. В 60–70-е годы книги Дриза выходили в переводах на многих языках национальных республик. «На многих, кроме украинского, — заметит с горечью в той, столь памятной Якову ночной беседе Овсей Дриз, —  а  ведь моя жизнь, труды, творчество, знаменательная встреча со Львом Квитко связаны с Украиной, с Киевом».

Принимая участие в похоронах Овсея Дриза, Яков на всю жизнь запомнил, каким трогательным было прощание с добрым волшебником из страны семицветного детства. «Он лежал на возвышении, и Бэллочка Ахмадулина — маленькая изящная женщина — никак не могла дотянуться до его лица. «Помогите», — попросила поэтесса. Я ее приподнял, и она поцеловала Овсея».

...Последний разговор не давал Якову покоя. Возвратившись в Киев, он позвонил Абраму Кацнельсону. Тот выбрал особо полюбившиеся ему стихотворения Овсея Дриза и заключил договор с издательством «Веселка». В намеченные сроки сдал рукопись. Уже был готов макет книги. Но до сих пор не нашлось спонсора, и книга так и не увидела свет.

При такой огромной, многоликой, многоязыковой аудитории стихи Овсея Дриза в оригинале доходили до сравнительно небольшого круга знающих идиш, оставаясь совсем недоступными для тех, кому в первую очередь предназначались (ни еврейских детских садиков, ни школ давно уже не было и в помине).

Переводы... На русском языке их осуществляли первоклассные мастера — Б.Слуцкий, Г.Сапгир, Г.Спендиарова, Ю.Мориц и многие другие.

Оригинал и перевод... Вот «Красное» с посвящением землякам — в переводе Б.Слуцкого «Мое местечко Красное»:

Моего местечка,
Может быть, и не было.
Может, это Красное
Только лишь во сне было.
Может, мама выстрадала
Простоту его,
 А  невеста вышила
Красоту его?

Может, в лес пошло оно,
Словно в сказке козлик,
Чтоб детей порадовать —
Купить летний дождик?

Может, волку страшному
Кто-то сообщил
И этого козленка
Он в чащу утащил.

Может, может, сплю я
И во сне, во сне
Детство мое милое
Снится, снится мне?

Перевод, казалось бы, безукоризненный. Сохранены размер, ритм. Переводчику удалось уловить и передать певучесть, музыку стиха. Но вот, сравниваю с оригиналом и вижу — почему-то выпала целая строфа. Да еще какая! «Эфшер от ди беймер вос штейн афн гас — из Идл митн фидл ун Берл митн бас» — «Может, эти деревья, что стоят вдоль улицы, — Идл со скрипкой и Берл с контрабасом» (подстрочный перевод мой. — Б.Х.). Выпали клезморим — музыканты, без которых местечко — не местечко.

Стихотворение, очевидно, переведено уже после смерти Дриза. При нем вряд ли такая вольность была бы возможна. Блестящему переводу, кроме выпавшей строфы, не хватает еще чего-то. Я бы сказал: души, воздуха местечка.

Но пусть несовершенны даже самые лучшие переводы — да здравствует перевод! Низкий поклон тем, кто сделал мудрый, доверительный голос Дриза родным, близким для многомиллионной аудитории, для нескольких поколений детей.

Мольба поэта была услышана. Ожила, еще долго звенела спасенная душа скрипки. Отзвенела ли?

На смерть друга Б.Слуцкий отозвался стихотворением со странным, на первый взгляд, названием — «Оптимистические похороны»:

Никогда так хорошо
Дриз не одевался!
Никогда так хорошо
Дриз не издавался.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 А  костюм на нем такой —
Хоть езжай в Европу!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Никому не делал зла...
Мухи не обидел зря.
На подушку положив
Голову веселую,
Успокоился Овсей,
Наши речи слушая.

Наполненные иронией строки по такому, казалось бы, неподходящему поводу. Как всегда, в стихах большого поэта главное — за строкой. В «Оптимистических похоронах», думается, автор, да и сам покойник «с головой веселой» как бы посмеиваются над смертью. Не рано ли, дескать, хороните? Я — живой! Человек жив, пока его помнят. Поэт — до тех пор, пока читают его стихи. Есть поэты на время и есть — их немного — поэты на все времена.

Один из них — Овсей Дриз.