МЕЖДУ ПЛОХИМ И ...НЕВОЗМОЖНЫМ

МИХАИЛ ГОЛЬД

Излюбленное народное блюдо — мифы. Иные из них столь «удачно» перевариваются общественным организмом, что затем десятилетиями разлагают его изнутри, приводя к полному параличу воли. К таким мифам относится, безусловно, и безапелляционное утверждение о еврейском характере русской революции. Жирный знак равенства между понятиями «еврей» и «большевик» и демонизация еврея как злого начала становятся для многих объяснением всех глобальных проблем отечества как в далеком прошлом, так и в суетном настоящем. Книга «Российские евреи — между красными и белыми» известного историка, д-ра Олега Будницкого — редкая (и главное, научно аргументированная) попытка развенчать эти устоявшиеся предубеждения.

Но для начала — о настроениях еврейской общины Империи, сформировавшихся к революционному Октябрю. О невиданной (по меньшей мере, для просвещенной Европы) дискриминации 5,5 миллионного еврейского населения сказано и написано немало. Пресловутая черта, погромы — вполне реальные — с десятками жертв, и тихие — в виде запретов на образование, профессии и т.д. — царская власть сделала ВСЕ для выталкивания самого урбанизированного и поголовно грамотного народа Империи в оппозицию. Неудивительно, что февраль 1917-го (вот уж где, по справедливому замечанию Будницкого, не найти следов никакого заговора) российские евреи приняли на УРА. Но свобода оказалась только свободой, а лозунги о равноправии трактовались в зависимости от политической конъюнктуры. Так, батальон георгиевских кавалеров осенью 1917-го с замиранием внимал призывам еврейки-большевички к немедленному прекращению войны, зато едва не растерзал «умеренного» историка Лурье.

«Еврейскость» (подлинная или мнимая) оппонента была неизменной отрицательной характеристикой не только у монархистов, черносотенцев или люмпенов.

Казаки, явившиеся на защиту Зимнего, поначалу утверждали, что у Ленина «вся шайка из жидов», однако, убедившись, что Керенскому не устоять, повернули оглобли и уже через пару часов один подхорунжий-предатель разглагольствовал, что Временное правительство защищают «жиды да бабы», да и само правительство «наполовину из жидов», при этом вдруг оказалось, что «русский-то народ с Лениным остался»...

По воспоминаниям самого Керенского, когда он уезжал из Зимнего, накануне октябрьского переворота, то увидел по дороге надпись на стене: «Долой еврея Керенского, да здравствует Троцкий!».

Кадет Владимир Набоков — отец автора «Лолиты», был арестован в ноябре 1917-го Советом народных комиссаров и провел пять дней в заключении в Смольном. И если национальность сидевших с ним (из солидарности!) Леона Моисеевича Брамсона, Марка Вениаминовича Вишняка и Владимира Гессена его почему-то не волновала, то «наглая еврейская физиономия» комиссара Таврического дворца Урицкого удостоилась особого упоминания.

Горькая ирония состоит в том, что и большевистский электорат был отравлен теми же антисемитскими, а то и погромными настроениями. «Вчера стоял в хвосте, выборы в Учредительное собрание, — писал Эренбург Волошину. Рядом агитировали: «Кто против жидов — за № 5 (большевики)». Сочетание большевистской пропаганды с антисемитизмом — обычное явление тех дней. Из воспоминаний доктора И.Манухина — врача Петропавловской крепости:

«Приходят в комендантское управление красногвардейцы. Один из них пьет воду, говорит устало: «В кофейне Андреева был, жидов громили!»

— А вы большевик?

— Да!

— Так как же вы жидов бьете?

— Да я не знаю, нам сказали, идите в кофейню, там жиды...»

Миф о поголовном принятии (тем более приятии) евреями «Великого Октября» даже не требует опровержения — достаточно сказать, что ВСЕ существовавшие на тот момент еврейские партии отнеслись к перевороту крайне отрицательно. Левая бундовская газета «Арбейтер Штиме» (а социалистический БУНД был крайне близок к РСДРП!) назвала события 7 ноября 1917 года «безумием». Заголовок в «Еврейской неделе» от 19 ноября отражает атмосферу тех дней: «В ожидании катастрофы». А вот и кредо автора публикации: «Русское еврейство не может, подобно украинцам, кавказцам или казакам, территориально отгородиться от лихих экспериментаторов. ...Мы обязаны принять самое энергичное участие в борьбе за спасение России от большевистской напасти».

Заметка «Похороны евреев-юнкеров» в петроградской «Вечерней почте» — лучшее свидетельство того, что евреи были в те дни по обе стороны баррикад.

Схожая ситуация наблюдалась и в Украине. Когда в феврале 1918-го большевики вошли в Киев, украинские бундовцы (762 голосами против 11) голосовали против признания большевистского правительства. Отметим, что численность одного Бунда (а перечисление всех еврейских партий заняло бы внушительный абзац) превышала число всех еврейских членов РСДРП более чем в 10 раз. В РСДРП к началу 1917 года насчитывалось лишь около одной тысячи евреев — 4,3% списочного состава партии. К окончанию гражданской войны еврейское присутствие снизилось до 2,5%.

Сама социальная база российского еврейства, представленная ремесленниками, торговцами и мелкой буржуазией, никак не отвечала пролетарскому характеру революции. Не говоря уж о том, что антирелигиозная пропаганда и разрушение общинных институтов прямо угрожали системе традиционных еврейских ценностей.

Все это так, но с тем большей остротой встает вопрос: ПОЧЕМУ? Почему, в конце концов, большинство еврейского населения все-таки пошло за большевиками?

Прежде всего, как отмечает автор, при большевиках произошла невиданная демократизация власти в буквально смысле этого слова — во власть хлынули люди, для которых ранее это было недоступно по вероисповедным или сословным причинам. Разумеется, шансы на успешную карьеру у евреев были выше, хотя бы в силу их высокой грамотности. Большинство образованного плебса состояло из евреев, иногда из всего солдатского эшелона умел читать лишь один солдат-еврей. И, тем не менее, слухи о еврейском засилье сильно преувеличены. В центральном аппарате ВЧК в сентябре 1918 года евреи составляли 3,7% общего числа сотрудников. На исходе гражданской войны среди приблизительно 50 тыс. сотрудников всех губернских ЧК евреи составляли 9,1%. Разумеется, в западных губерниях, входивших ранее в черту оседлости, евреев в органах власти было больше, но больше их было и среди осужденных, в том числе и к высшей мере. В преследованиях за контрреволюционную деятельность царил подлинный интернационализм. Будницкий упоминает о малоизвестном факте — аресте группы сионистов и бундовцев якобы за убийство главы петроградского ЧК Моисея Урицкого. Вскоре, правда, выяснилось, что Урицкого убил другой еврей — Леонид Канегиссер, отомстив, таким образом, за расстрел чекистами своего друга — юнкера... Перельцвейга.

Относительно внушительное присутствие евреев в органах советской власти не спасало (и это мягко сказано) еврейское население от жестоких погромов. Характерно, что первые еврейские погромы гражданской войны на совести именно Красной армии, отступавшей весной 1918-го с Украины под натиском немецких войск и вымещавшей злобу на евреях.

В Новгороде-Северском 6 апреля 1918 года за четыре часа красноармейцы убили как минимум 57 евреев, в Глухове ими было вырезано свыше 100 евреев. В Николаевске (Дальний Восток) «членов еврейского сообщества... красные на пароходе отвозили на Амур и топили — больших и маленьких».

Как же решала «еврейский вопрос» в это время другая Россия — Белая и «просвещенная»? Будницкий сразу вводит читателя в суть проблемы, подчеркивая, что Белое движение было по преимуществу движением военных. Этим все сказано. Русская армия заслужила репутацию одного из самых антисемитских институтов в дореволюционной России. Офицерами евреи не могли быть по определению. Зато солдат (несмотря на замечание генерала Брусилова, что «Родина была для них мачехой») еврейская община поставляла в процентном отношении больше, чем любая другая этническая группа в Империи. Впрочем, это никак не повлияло на укоренившееся мнение о том, что «евреи не служили». В разгар Первой мировой военная цензура даже запретила печатать фамилии евреев — героев войны, постановив заменять их инициалами. Напротив, евреи априори подозревались в нелояльности. Газета «Русское знамя» писала, что «измена в крови у жидов», включая добровольцев (!) и обвиняла врачей-евреев в том, что они прививают солдатам сифилис. После Февраля ситуация, казалось бы, коренным образом изменилась — евреев стали производить в офицеры, многие из которых немедленно рвались на фронт. В армии их приняли, мягко говоря, прохладно — указами ментальность не изменить. Тем не менее с началом гражданской войны некоторое количество офицеров-евреев вступило в Добровольческую армию, а несколько человек даже приняли участие в знаменитом Ледяном походе. «При последующих мобилизациях, — вспоминал Деникин, — эти офицеры явились в полки, но офицерское общество отказалось их принять. ...Чтобы не подвергать закон заведомому попранию (ведь все ограничения были официально отменены! — Прим. ред.) и людей безвинных нравственным страданиям, я вынужден был отдать приказ об оставлении офицеров-евреев в запасе». Рядовых-евреев в армии милостиво оставили, хотя, по признанию Деникина, они подвергались в его армии «постоянному глумлению; с ними не хотели жить в одном помещении и есть из одного котла».

С 1919 года евреев в Белую армию вообще не принимали. «Этот один факт, — писал кадет Даниил Пасманик, — гораздо более повредил симпатиям еврейского населения к Добрармии, чем вся большевистская агитация».

Кроме того, в отличие от большевиков, белые активно раскручивали «еврейскую карту» в своей пропагандистской машине. «Русский воин», «Сибирская армия», «Стрелок», «Вперед» были переполнены антисемитскими публикациями, массово издавались плакаты и листовки соответствующего содержания. Нет, белые генералы, несмотря на свою, скажем так, неприязнь к инородцам, отдавали себе отчет в истинном положении вещей. Колчак признавал, что евреи отвечают за действия Троцкого, Свердлова и Иоффе в такой же степени как русские — за действия Ленина, Крыленко или Луначарского. Но лозунг «бей жидов» по-видимому, объединял его воинство лучше любой идеологии. Правда, первые деньги Добровольческая армия получила от еврейской буржуазии Ростова — столицы русской Вандеи и оплота Белого движения. Но об этом вспоминать как-то не принято. Как и о том, что еврейские общины Уфы и Томска, Омска и Екатеринбурга жертвовали огромные суммы на колчаковскую армию.

Белые умели терять сторонников, — подводит Будницкий читателя к логичному выводу. Так разочаровались в Белом движении Илья Эренбург и Самуил Маршак, чьи страстные (и искренние) антибольшевистские статьи, стихи и эпиграммы до поры до времени выходили в изданиях вроде «Утро Юга» и «Донская речь».

Однако основная масса еврейства была вытолкнута к большевикам вовсе не «армейским» антисемитизмом белых и не получерносотенными газетами, которых в местечках не читали. Погромы, масштабы и жестокость которых превосходили все, что пришлось пережить за двести лет евреям Империи, — вот что, в сущности, определило их вынужденный выбор между плохим и очень плохим.

Из более чем тысячи погромов страшного 1919 года 40% пришлось на долю войск Директории и УНР, 25% «дали» бандитские формирования, белые — 17%, красные — 9%. Евреев расстреливали, рубили, вешали, топтали лошадьми, хоронили заживо и даже варили в котле — только в Украине в 1918-1920 гг. по разным оценкам погромщиками были уничтожены от 50-60 до 200 тыс. евреев. Автор особо отмечает, что модель военных погромов эпохи гражданской войны была опробована еще в ходе Первой мировой, когда антиеврейское насилие стало обычной практикой для армии. Поскольку острие шпиономании было направлено против инородцев, евреи, разумеется, стали главным козлом отпущения. Ходили слухи, что они якобы привязывали золото под гусиные перья, и птицы уносили его к противнику, по другой версии — золотом наполнялись внутренности битой птицы, которая отправлялась в Германию. Некий священник сообщал прихожанам, что евреи — шпионы и в животе коровы найден телефон, приспособленный ими для связи с неприятелем. Властям поступали доносы об отправке евреями депеш в Германию «в яйцах кур ценных пород» или заготовке евреями «в подземельях и трущобах» кастрюль для выплавки снарядов для противника. В результате жизнь еврея ни стоила практически ничего, а убийство пары-тройки потенциальных «шпионов» вполне укладывалось в русло государственной политики. Описания еврейских погромов во время Брусиловского прорыва летом 1916-го мало отличаются от погромных хроник 1919-го, — свидетельствует историк.

С началом гражданской войны образ стреляющего в спину (стандартный повод для начала погрома) еврея-изменника с успехом эксплуатировался всеми участниками бойни. Член Государственной думы Демидов говорил известному еврейскому драматургу Ан-скому, что в каждом городе некая еврейская девушка стреляет в русских, причем «выстрел еврейки» всегда раздается из окна того дома, в котором помещается лучший магазин в городе. «Экономическая» составляющая погромов не была секретом как для белой, так и для красной элиты. Эренбург описывает сценку из жизни своего тестя, доктора Козинцева. Однажды в квартиру доктора ворвался «рослый парень в офицерской форме и крикнул: «Христа распяли, Россию продали!..». Потом, увидев лежавший на столе портсигар, «спокойно, деловито спросил: «Серебряный?»...

Впрочем, большинство «реквизиций» заканчивались намного трагичней и банальней — еврейские дома подвергались тотальному разграблению, и не всегда при этом их хозяевам удавалось остаться в живых. Многих домохозяев заставляли поджигать свои дома, а затем штыками и саблями загоняли их семьи в огонь.

Гримаса истории: даже в это кровавое время, когда первыми жертвами погромов нередко становились члены делегаций, хлебом-солью встречавших Добровольцев, находились еврейские деятели, солидаризировавшиеся с любыми антибольшевистскими силами. Так кадет-сионист Пасманик, один из ведущих публицистов деникинской газеты «Общее дело», убеждал читателей, что «евреи-большевики — злейшие враги еврейского народа» и призывал поддержать армии Колчака и Деникина.

К сожалению, реальная политика белых способствовала тому, что подобные призывы выглядели дико в глазах большинства еврейского населения. Правый кадет, в прошлом высокопоставленный сотрудник МИДа барон Нольде нашел в себе силы признать, что «кадеты не признают еврейского равноправия, а большевики — головой выше». «Вы устроили другого цвета Совдепию, — обвинял он соратников. — Страна не хочет, чтобы ее грабили по-другому».

Большевики и впрямь оказались единственной силой, которая жестоко карала погромщиков и в корне пресекала антисемитские настроения. Оставим описания воистину кроваво-красных погромов, отметим лишь, что после антиеврейских бесчинств Первой конной было расстреляно 400 красноармейцев, а наиболее «отличившиеся» части были расформированы.

То, что руководители белых объявляли, но не делали, вожди красных делали, но не объявляли, подчеркивает автор.

Белые генералы, так же как и лидеры УНР, к сожалению, так и не шли дальше деклараций. И, чего греха таить, антисемитизм был для украинских республиканцев такой же разменной монетой, как и для российских кадетов. Из разговора членов Центральной Рады во время наступления большевиков на Киев: «Подождите, мы не использовали еще главного нашего козыря. Против антисемитизма никакой большевизм не устоит». Большевизм, тем не менее, устоял, а использование «главного козыря» привело к массовому «покраснению» еврейского населения. Неудивительно, что речи лидеров Бунда весной 1919 года разительно отличались от их заявлений в дни октябрьского переворота. «...Контрреволюционные силы, нашему краю угрожающие, являются одновременно и силами антисемитскими, грозящими еврейскому пролетариату и еврейским трудовым массам истреблением и гибелью», — говорилось в письме ЦК Бунда. По сравнению с угрозой «истребления и гибели» издевательства однополчан над рядовыми евреями-красноармейцами казались уже несерьезными. Из анкеты чернорабочего красноармейца Лейбы Далкунова: «...страдая все время вместе с русским, кроме слова жид и враждебное отношение не имею». Жестянщик Залман Хедекель: «Из-за чрезмерного враждебного ко мне, как еврею, отношения со стороны красноармейцев-неевреев — я полагаю, что на фронте рискуешь больше пасть от пули своего же товарища».

Тем не менее сражаться надо было «на совесть», ибо белый плен уж точно не оставлял ни единого шанса. Как вспоминал атаман Шкуро: «Казаки решительно не давали пощады евреям-красноармейцам, даже не считаясь с документами, удостоверявшими, что они мобилизованы принудительно...»

К слову сказать, антибольшевистский козырь оказался крапленым. Будницкий разрушает миф о засилье «инородцев» в руководстве Красной армии. Ее неоспоримые победы — заслуга не только и не столько еврея Троцкого и русских — унтера Буденного и до 1917 года не нюхавшего пороха Ворошилова. Бывшие высокопоставленные офицеры, в том числе и Генерального штаба, составляли у красных 100% начальников штабов фронтов, 85% командующих фронтами, 82% командующих армиями, до 70% начальников дивизий. Восемь тысяч царских офицеров перешли на службу к «красным варварам» вполне добровольно. А белым все мерещились легионы еврейских комиссаров...

И снова мы возвращаемся к печальному итогу — у евреев не было особых причин любить большевиков, разрушавших основы их экономического существования, уничтожавших религиозные и общинные институты. Но выбор между красными и белыми, усилиями последних превратился в выбор между жизнью и смертью. Возможен ли был альтернативный вариант развития событий? Ответить на это нам уже не дано... Тем не менее единичный пример Врангеля, беспощадно искоренявшего антисемитизм в «своем» Крыму, доказывает, что вполне либеральные лозунги Белого движения при желании «верхов» могли найти свое воплощение. Но в том-то и дело, что для многих участников Белого движения большевизм был порождением еврейства, а сама гражданская война стала, в значительной степени, войной против евреев. Как часто мы становимся заложниками самого простого и удобного объяснения своей несостоятельности... И как долго потом пребываем в плену наивных мифов.