ПРИЗВАНИЕ

СЕРГЕЙ КНЯЗЕВ

В картинной галерее на Софиевской в Одессе прошла уникальная, привезенная из Израиля, выставка одессита Иосифа Островского (1935–1993). Его работы сегодня не нуждаются в представлении, так как талант мастера покорил сердца коллекционеров много десятилетий назад.

Бывает, что люди, достигшие вполне взрослого возраста, на духовном уровне остаются маленькими детьми. Годы не измеряются отметкой в паспорте. Достигший преклонных лет человек, с точки зрения его истинного, духовного возраста, может быть, вовсе застрял на месте, как «ребенок, забавляющийся под столом». К счастью, мы можем видеть и прямо противоположные примеры: художнику, который стремится постичь смыслы бытия, даются свыше силы на то, чего он не мог бы достичь сам.

Окончив училище, Иосиф Островский очень рано, в 20 лет, был принят в Союз художников. Он много выставлялся, были у него и мастерская, и мастерство. Но художник постоянно находился в поиске, проходил различные периоды и влияния, как бы чувствуя, что ему еще предстоит иная, особенная участь.

Постепенно в картинах появляются персонажи из детства, прожитого в Шепетовке: немного смешные, неловкие провинциальные «старички» — толкователи и спорщики, наивные мудрецы и местечковые философы. Вместе с ними приходит раскрепощение и свобода формы. Художник почувствовал, что нашел свою большую тему, ощутил призвание, как буквальное Призывание, и тут уж он пошел до конца, подобно праотцу «обрезал себя»: выработал совершенно новый художественный язык, лишенный даже намека на пафос, наоборот, стремящийся к непосредственности детского рисунка и простоте притчи. Сумел отказаться от наработанного годами мастерства, уведя его в глубь картины. Только поэтическое, возвышенное сознание может отобразить пульсацию, протекание жизни. Но Иосиф Островский поставил перед собой на порядок более сложную задачу — передать духовную жизнь, ее свободные и светлые структуры, пронизывающие все сущее. В 80-е годы запрещенная живопись жила не только в формате квартирных выставок, многие мастерские становились выставками произведений, показать которые официально было невозможно. У А.Ацманчука стояла огромная картина «Полет», у А.Фрейдина - десятки его «Девушек», в мастерской Иосифа Островского «появлялись» все новые и новые «евреи». Казалось, что от стены, у которой были сложены сотни холстов, исходит мерцающий свет. Они словно дожидались очередной волны эмиграции, когда каждый отъезжающий хотел увезти с собой работу одесского мастера. В 1989 году переехал в Израиль вместе с семьей и сам художник. Не так просто оставить город и друзей, мастерскую и море, не просто полюбить полупустынный пейзаж и изнурительный зной. Для Иосифа Островского, очень любившего Одессу, отъезд не был эмиграцией, это был духовный долг, призвание, завершение жизненного пути и исполнение предначертанного. Символично, что сын художника, Меир, стал раввином, руководит еврейскими школами Днепропетровска и теперь, исполняя сыновний долг, показывает отцовские работы в Днепропетровске, Одессе, Киеве, Нью-Йорке и Иерусалиме.

Каждая картина художника сделана искренне, нет проходных вещей и можно утверждать, что имя Иосифа Островского входит на наших глазах в ряд самых крупных мастеров XX века: Шагал, Сутин, Модильяни...

Самый «еврейский» из одесских художников-евреев, в жизни Иосиф Меирович или, как называли его друзья — Осик, был очень мягким, тактичным человеком, а в своем творчестве несомненно возвысился до тех праведников, которых писал. Он исполнил «заповеди» искусства и вошел в его тихий свет, свет настоящей живописи.