«Еврейский Обозреватель»
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
20/183
Октябрь 2008
5769 Тишрей

ДОБРОЕ ПЕРО ИГОРЯ БЕЛЯ

ГРИГОРИЙ ШЕХТМАН

На главную страницу Распечатать
Всех давно пора на мыло –
Надоели. Я устал.
Ну,   а  это что за рыло?
Игорь Бель? Нет — не читал.
Игорь Бель

Вынесенные в эпиграф строки я прочел в недавно вышедшей книге Игоря Беля «Серая птица», подаренной им мне. Человек он самокритичный и скромный.  А  эти и другие строки, не только стихотворные, свидетельствуют еще и о незаурядном чувстве самоиронии — общепризнанному показателю нравственного здоровья. Я не открою большой тайны, если сразу отмечу, что Бель — псевдоним Игоря Бельфера. В упомянутой книге, о которой ниже пойдет речь, это указано черным по белому.

Игоря Бельфера я знаю давно, но не как писателя и поэта,  а  как геофизика — толкового и грамотного специалиста, занимавшегося в далекой Алма-Ате своей профессией на высоком научном уровне. Да и сейчас, пройдя после отъезда из распавшегося Советского Союза очень непростое испытание, он является ведущим специалистом в израильской геофизической фирме, занимающей достойное место в мире среди жестко конкурирующих между собой компаний. Далее речь идет, однако, не о геофизике,  а  о писателе, книгу которого я прочел достаточно внимательно и с большим интересом.

Четвертую часть книги, содержащей около 400 страниц, составляют стихи, песни и поэмы. Мне, признаюсь, не приходилось слушать песни, написанные на стихи Игоря, но музыкальность строк напрашивается сама собой, когда их читаешь даже про себя. В этих стихах — не только романтика, но и проза жизни, зарифмованная в виде, например, таких строчек (из «Израильской серии»):

Тут, в Израиле, икра черная
Вся по баночкам — по сто грамм,
И с метелками тут ученые...
Не поверите, видел сам...

В «орущей ментальности» своей новой родины — Израиля — внимательный взгляд поэта отнюдь без эйфории отлавливает такие вот штрихи:

Животная ленивость.
Святая простота.
Нахальная невинность
И хамство просто так.
Остатки благородства,
Как точки по лицу.
Без наказанья скотство –
Награда подлецу.

Ограничусь еще одним примером шутливых «хулиганских» строк, характеризующих восприятие поэтом среды его обитания:

Как жалко тигра поутру,
Свинина для него — отрава.
Она ему не по нутру —
Кошерен он — вчера съел рава.

В книге стихи разбиты на три серии — американскую, русскую и израильскую. Такая разбивка вполне правомерна, оно позволяет читателю соответствующим образом переключаться, настраиваясь на соответствующую волну. О стихах из разных серий можно было бы много говорить, так как они заставляют думать, подобно поэзии Николая Заболоцкого. При этом каждое из стихотворений не подводит читателя к последней его строчке, как это призывал делать один из популярных советских поэтов, уподобляя стихотворение спичке, зажженной с другого конца. Нет, в стихах Игоря Беля мысль, как правило, рождает каждая строчка, появившаяся отнюдь не как дань рифме...

Проза Игоря Беля родилась из его желания написать роман, в котором бы воспоминания детства были облечены в литературную форму. Главы недописанного романа в итоге превратились в отдельные законченные повести. Вдумчивому читателю не составляет труда объединить эти повести общей идеей, сделав это за автора, как он это хотел сделать вначале, подумывая о написании романа.

Главный герой в этих повестях, представленный под именем Малыш, наверняка своим прототипом имел автора книги. Это, однако, не столь важно. Психологи давно пришли к выводу о том, что писатели в своих произведениях пишут, в основном, о себе. Для любителей невыдуманных историй у любого литератора найдется объяснение в том духе, что этику не вполне удобно стыковать с документалистикой (хроникой), когда пишешь о своих еще здравствующих друзьях и близких людях. Приведу пример.

В наибольшей по объему повести И.Беля «Малыш и Чу» приведена трогательная и поучительная история об утенке, прирученном Малышом. Утенка со сломанной лапкой, найденного однажды утром на берегу, он, забыв про свои удочки, бегом доставил в местную амбулаторию, где его смогли вылечить. Утенок привязался к Малышу, признав в нем свою «маму» (этологам известен такой феномен). Через месяц утенок научился летать, но в теплые края лететь не собирался, поджидая Малыша во дворе после каждой их очередной прогулки к реке. Они очень подружились — Малыш и утенок. Что было дальше? Однажды утром утенок не отозвался на условный свист, которым его окликал обычно Малыш. Оказывается, мать Малыша сварила утенка его отцу на дорогу, чтобы он в командировке поел «утятинки». Остолбеневший от такой вести Малыш надолго лишился душевного равновесия от удара, нанесенного ему родной матерью, спокойно сообщившей ему об этом своем недостойном поступке. Ясно, что читатель постарается тактично уйти от вопроса о достоверности этого случая в жизни самого автора, посвятившего книгу своим родителям...

Игорь Бельфер родился уже после войны, так что принадлежит он, по определению, даже не к детям,  а  к внукам войны. Однако детство его проходило в семье, сохранившей яркие воспоминания о драматических событиях тех нескольких военных лет, которые буквально перевернули судьбы многих людей. Если бы не война, то предки Малыша и его отец наверняка продолжали бы жить в Украине, откуда они родом,  а  не стали бы беженцами,  а  семью обрусевших немцев из Поволжья (повесть «Федя Крафт») не переселяли бы в Казахстан, опасаясь массового коллаборационизма их соплеменников. К слову, о судьбах русских немцев вообще написано мало (мне посчастливилось как-то ознакомиться с содержательными воспоминаниями академика Бориса Раушенбаха, побывавшего в молодости в трудовых лагерях, созданных для немецких переселенцев), процесс же их репатриации всё продолжается. Впрочем, как и исход евреев из стран, возникших на территории бывшего СССР. Со страниц книги веет теплотой дружбы, ее пронизывает доброе чувство интернационализма. Вместе с тем глазами Малыша и его родителей в ней наглядно показаны все те уродства, которые подобно сорнякам забивали цветы человеческого братства, вполне искренне выращивавшиеся в нашей прежней социалистической стране.

Есть, конечно же, в книге И.Беля и недостатки, и ошибки, которые вполне можно учесть при последующем ее переиздании. Однако в части прозы следует отметить ту особенную точность слова, которая обретается автором в процессе его работы над стихотворными строчками. Ему есть что сказать читателям. У Малыша впереди еще целая жизнь, если проэкстраполировать его дальнейшую судьбу на наши последние десятилетия, в течение которых автор книги много чего повидал, перечувствовал и переосмыслил.

Книга И.Беля не лишена элементов мистики. Малышу время от времени является видение то в виде загадочной серой птицы (странной птицы), то в виде таинственного незнакомца в берете, явившегося из каких-то давних времен и предвещающего ему в жизни особое предназначение, какую-то исключительную миссию (найти амулет на дне реки). В казалось бы безвыходных ситуациях эти видения вдруг появлялись, и вершилось чудо — приходило спасение. Малыш в конце книги находит этот чудотворный амулет, изготовленный в виде серебряной птицы с прозрачным камнем на груди, и отдает его этому незнакомцу. Миссия, от которой зависела его дальнейшая жизнь, была выполнена.

...Ощущение своей миссии и особого предназначения в жизни свойственно людям благородным. Таким мне видится Игорь Бель (Бельфер). Читателям его произведений мне, у которого чтение книги уже позади, остается лишь позавидовать.

«Ами — Народ мой»
Вверх страницы

«Еврейский Обозреватель» - obozrevatel@jewukr.org
© 2001-2008 Еврейская Конфедерация Украины - www.jewukr.org