АЛЕКСАНДР ФЕЙГИН: «  Б-Г  ОТНОСИТСЯ К ЕВРЕЯМ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ»

АНТОН ТРУБКИН, ВЛАДИСЛАВ БЛАГООБРАЗОВ

Рав Фейгин — человек крайне интересной судьбы. Его детство прошло в Харькове в ассимилированной еврейской семье. Подростком Александр за несколько лет самостоятельно изучил иврит и еврейскую традицию. В 1987 году, пройдя сквозь многие испытания, Фейгин вместе с семьей репатриировался в Израиль, где живет и поныне.

Александр — человек разносторонних интересов, порой едва сочетающихся друг с другом. В 1990-е годы он самостоятельно подготовился к экзамену и получил смиху раввина, а также защитил докторскую диссертацию по литературе буддизма. Фейгин — член Союза писателей Израиля, автор множества книг и статей, полиглот, занимающийся изучением классических религиозных текстов на языках оригинала. В обычной жизни любит джазовую музыку и восточную поэзию.

— Последние месяцы прошли под знаком обеспокоенности правительства Израиля массовой ассимиляцией евреев стран СНГ. Русские евреи действительно на грани исчезновения?

— Достаточно посмотреть вокруг и увидеть, каков процент смешанных браков. В некоторых районах СНГ — уже зашкаливает за 80%. Мне эта проблема хорошо знакома.

— По данным опросов, большинство светских израильтян боится, что влияние репатриантов – неевреев по Галахе – может вызвать ассимиляцию внутри еврейского государства. Насколько верны эти опасения?

— Закон Государства Израиль — светский закон. Он определяет, кто такой еврей точно так же, как галаха. Нет ни малейшего расхождения. Поэтому есть единственное определение еврея. Еврей — это тот, кто родился от матери-еврейки или принял иудаизм. Но Закон о возвращении дает возможность многим, кто не подпадает под это определение приехать в Израиль. Но он не называет их евреями. Он называет их «имеющими право на репатриацию». И это, на мой взгляд, гуманно, правильно и не требует изменения. Теперь ко второму вопросу. Оказывают ли они влияние, является ли это влияние деструктивным? Я скажу, может быть, не очень принятую вещь: ментально, с точки зрения мировосприятия, нет большой разницы между евреем по галахе из бывшего Советского Союза и неевреем. Потому что евреи из стран бывшего СССР в области самосознания ничем не отличаются от неевреев. Я говорю о последней волне, потому что прежние волны в большинстве состояли из людей национально мотивированных. В этом я тоже не вижу никакой трагедии. Это уже реальность нашего времени, и надо ее принимать, как любую другую реальность.

Коренного населения Израиля не может быть по определению, поскольку мы все там возвращенцы. Надо сказать, что теория плавильного котла, которая была в свое время главной идеей американской цивилизации, а потом и Израиля, состояла в том, что все приехавшие должны как-то переплавиться, раствориться культурно, интегрироваться превратиться в некую новую нацию. Этого, на мой взгляд, к счастью, не произошло. Я сторонник мультикультурного общества. Для Израиля же важно, чтобы главенствующей компонентой была еврейская компонента. И это, по-моему, не нарушается. И, кроме того, есть еще один элемент, который внушает мне оптимизм. Даже дети из очень изоляционистски настроенных русских семей идут по пути интеграции в израильское общество, который представляется им единственно возможным.

— В Израиле гражданское светское общество. Не отдает ли оно слишком большую дань традиции, лишая прав отдельных граждан. Вынуждая их, например, заключать брак за границей, если один из них не является евреем.

— Я считаю, что, во-первых, все граждане Израиля должны иметь, безусловно, одинаковые гражданские права. С другой стороны, я считаю, что Государство Израиль без того, что вы называете «данью традиции», не имеет права на существование вовсе.

Еврейство — это не дань прошлому. Это суть Израиля. Без еврейства Израиль не имеет права на существование. Но не так все просто в политической конъюнктуре современного Израиля. Мне кажется, что государство должно взять на себя функции установления личного статуса тех людей, которые не имеют отношения к галахе и не собираются пользоваться услугами раввината. Точно так же должны решаться вопросы, касающиеся, скажем, похорон. Я считаю, что совершенно безумна ситуация, когда человека не могут нигде похоронить. Впрочем, в последние годы эта проблема, кажется, решена.

— Вопрос о гражданских браках и гиюре вызывает ожесточенные споры в израильском обществе. Интересно узнать ваше видение проблемы.

— Прежде всего, надо понять, что гиюр не является государственной проблемой. Точно так же, как и вопрос о крещении или не крещении кого-то в России. Будет нелепо, если его будет решать Государственная дума. Точно так же государственные структуры Израиля не могут решить, кого принимать в евреи, кого нет. По вопросу гиюра есть некоторое непонимание. Многие полагают, что толпы людей, одержимых еврейским самосознанием, но не имеющих в себе еврейской крови или не являющихся евреями по галахе, осаждают раввинат с просьбами сделать их евреями. Реальность совершенно другая. Людей, которые просят об этом, очень мало — примерно на каждые несколько сот человек это один человек. Существует обычное объяснение этого — что процедура недостаточно проста.

Мне кажется, что каждая религия может защитить себя, как она хочет. Никто не может указывать раввинским судам, ужесточать им процедуру или облегчать. И еще: мне кажется, что совершенно недопустимы попытки, предпринимающиеся в последнее время, аннулировать — особенно массово аннулировать — гиюры постфактум.

— Проблематика религиозного обучения в России, введение православной культуры и в Израиле религиозные школы. В чем отличия, что общего?

— Отличие в главном — в Израиле невозможно отправить ребенка в религиозную школу и заставить его изучать элементы религии, если нет такового желания самого ребенка и его родителей. Отмечу, что те еврейские дисциплины, которые преподаются в нерелигиозных школах Израиля, не преподаются как религиозные предметы. И преподаются они таким образом, что религиозные люди категорически против такого преподавания. Потому что это, скорее, в духе «занимательной Библии» — эти тексты изучаются как национальное наследие, но не как религиозное. Таким образом, нет проблемы насильственного религиозного воспитания для нерелигиозных детей.

— Иногда создается впечатление, что израильское общество ревнует русских израильтян, потому что духовно они богаче и их вклад в израильскую культуру больше, чем коренных потомков этой пятитысячелетней истории.

— Я не согласен дважды. Во-первых, я хорошо знаком с израильской культурой, не скажу, что лучше, чем с русской, но не хуже, безусловно. Русская культура оказала на нее большое влияние, но надо учесть, что те, на кого вы ссылаетесь, то есть отцы-основатели, начиная с Бялика в поэзии, Жаботинского — как прекрасного публициста и прочая, прочая, — все эти люди очень обиделись бы, если бы вы сказали, что они — носители русской культуры. Это были люди глубоко национально мотивированные, которые, приехав в Израиль, создавали новую культуру, поскольку в русской культуре они видели мачеху или интересную, богатую, но чужую культуру. Второе, в чем я не согласен: израильская культура построена очень интересно. Она слоеная и в какой-то степени повторяет историю алии.

— Каков был Ваш путь раввина?

— Я прошел интуитивно путь от действия к чувству и с самого раннего возраста, лет с четырнадцати, начал соблюдать традиции. Я выписывал из шеститомника Шолом-Алейхема, неизбежного в любом еврейском доме, заметки о праздниках, искал религиозных стариков. Одним словом, годам к 15-16 я уже соблюдал всерьез. При этом я вообще не задавался вопросом о  Б-ге , о религии. Это было совершенно другое. Я, таким образом, становился евреем. Тогда я, как водится у подростков, поругался с мамой. И в один из таких споров она мне сказала: «Ты же религиозный человек, как ты себя ведешь?» Меня это ужасно удивило. Я пошел в свою комнату думать. И примерно через сутки вышел оттуда религиозным человеком. Я всегда задаю себе вопрос, а если бы она этого не сказала, догадался бы я, что я уже религиозный человек? Думаю, что догадался бы.

Я хочу сказать о пути к  Б-гу : я крайний, фанатичный рационалист, всю жизнь занимаюсь профессионально в иудаизме и вне иудаизма изучением мистики. Но, как всякий профессионал, занимающийся мистикой, я рационалист. И, тем не менее, хочу сказать, что если есть что-то, чему мне трудно предложить рациональное объяснение, то это ощущение воспоминания и узнавания, свойственные людям, прошедшим подобный путь. Просто сбросить это на гены я не могу, так как представляю себе, что такое гены и что в них записано. Что-то в нас сидит наследственное, что разворачивается, как пружина, если мы даем ему развернуться.

— Как Вам удается сочетать иудаизм и увлечение буддизмом?

— У меня есть большее увлечение вне иудаизма, чем буддизм. Я всю жизнь занимался исламом и переводил средневековую религиозную персидскую поэзию. Скажем так: мне интересна религия. Иудаизм, я считаю, — это не вполне религия. Буддизм мне интересен больше других религий потому, что он наиболее далек от иудаизма. Он воспринимает жизнь как мучение и наказание, тогда как иудаизм полагает, что, пока человек жив, от него исходит святость, свет и радость.

— Вы говорили о генетике — расскажите о Вашем отце.

— О моем отце? Моя мама говорит, что я унаследовал от него только диабет. Так что с генетикой получится плохо. Он — советский инженер старой закалки, то есть человек, который стоял бы у чертежной доски до сих пор, если бы его не остановил сын-бунтовщик, который позвал его неизвестно куда. Когда он уже приехал в Израиль, то адаптировался очень быстро. Он нашел очень хлопотную, но интересную работу в «Сохнуте». И самая важная, на мой взгляд, часть израильской его жизни — посланничество на Северном Кавказе. Он сидел в Пятигорске. Рядом были Дагестан, Чечня, Ингушетия. И в это время многие люди жили еще в палаточных лагерях, в непролазной грязи, в стекающих реках глины с гор. Без какого бы то ни было налаженного снабжения. Многие — без документов. В этих лагерях он выискивал людей, которые могут и хотят переселиться в Израиль. И, разумеется, как человек с большой душой, он не мог ограничиться заботой только о евреях и отгородиться от других страданий вокруг. Особенно он и мама привязались к девочке, которая сегодня живет в Израиле. Девочке из чеченского детского дома. Я до сих пор встречаю людей, которые говорят мне, что знали моего отца и что он много для них сделал.

— А что заставило Вас бросить успешный бизнес в Израиле и приехать в Москву, чтобы работать в «Сохнуте»?

— У многих людей есть нечто, что он откладывает на потом. Ну, вот, когда-нибудь выучу английский язык, когда-нибудь поеду в Париж...

Я мечтал, что когда-нибудь поработаю на благо еврейского народа. К счастью, мне удалось сделать этот поворот не в дряхлом возрасте. Но это оказалось возможным отчасти потому, что у меня был период ломки всех рамок, начало новой жизни. Я после двадцати лет в первом браке развелся. Меня перестало интересовать то, что я делал профессионально — я уволился. И вот, свободный и с пробивающимися в области лопаток крыльями, я женился заново и поехал посланником в Москву. И ни о чем не жалею.

— Последний вопрос: как  Б-г  относится к евреям? В чем смысл этого многовекового эксперимента, уготованного нам?

— Я полагаю, его отношение к нам — это отношение человеческое. А смысл эксперимента заявлен совершенно открыто. Как написано о евреях, «вы будете народом священников» и «светочем народов». Пока что не знаю, насколько мы удачные светочи и священники, но могу сказать, что  Б-г  не очень быстро отчаивается. Эксперимент продолжается.