Ровно 70 лет назад, с началом Второй мировой войны, Латвийская республика подверглась жесточайшему дипломатическому прессингу со стороны Советского Союза и, в результате, утратила независимость. Принято считать, что деятельность местных сионистов прекратилась именно с установлением советской власти. Однако доступные ныне архивные материалы однозначно свидетельствуют: деятельность эта была значительно ограничена уже в первой половине 30-х годов – во многом, благодаря работе латвийской контрразведки.
Необычное задание Яниса Фридрихсона
Вторая половина 1933 года вошла в историю латвийской Политической полиции (Politiska policija) как период чрезвычайно напряженной работы. Приход к власти в Германии национал-социалистической партии привел к активизации на территории Латвийской республики, как сегодня сказали бы ультраправых прогермански настроенных элементов. К тому же, высокий уровень политической активности проявляли местные националисты – члены партии "Перконкрустс" (Perkonkrusts), а также социалисты и представители всевозможных организаций нацменьшинств, включая русских монархистов и белорусских националистов. Вся эта разномастная братия, концентрировавшаяся главным образом в Риге, до предела раскачивала и без того утлое суденышко латвийской государственности, грозя стране политическим хаосом и экономической нестабильностью. Одновременно, узкие рижские улочки облюбовали офицеры и агенты всевозможных разведок – от советской и германской до польской и даже японской. Так, именно в описываемый период в Риге работал знаменитый оперативник британской SIS Лесли Николсон.
Таким образом, в преддверии рождественских праздников 1933 года работы у начальника рижского отделения Политической полиции Яниса Фридрихсона было хоть отбавляй. Это через семь лет, сидя в московской тюрьме НКВД "Лефортово", он будет, что называется "с потрохами" сдавать своих бывших коллег и их агентуру на территории Латвии и Советского Союза. А тогда, в конце 1933-го, этот 40-летний щеголеватый офицер типично "арийской" наружности пребывал в зените своей карьеры, ожидая грядущего назначения на пост руководителя всей латвийской контрразведки. "В нашей республике главное – чтобы было тихо!" – наставлял Фридрихсон своих подчиненных. Следуя этому девизу, сам он допоздна просиживал в своем просторном кабинете на улице Альберта, лично руководя всеми предпраздничными оперативными мероприятиями по "зачистке" столицы от неблагонадежных элементов. Каково же было его удивление, когда в один из декабрьских вечеров с ним по специальной телефонной линии связался лично премьер-министр – или, как принято говорить в Латвии, "президент министров" – Адольфс Блёдниекс и попросил вплотную заняться… латвийскими сионистами! О сионистах Фридрихсон не знал в тот момент практически ничего. Претензий на территориальную независимость они не предъявляли, подрывной, разведывательной и какой-либо иной противоправной деятельностью на территории Латвии не занимались. Тем не менее, просьбу премьера нужно было выполнять, и Фридрихсон тотчас отдал своим людям соответствующее распоряжение…
Колыбель правого сионизма на берегах Даугавы
Попробуйте спросить практически у любого израильтянина, где именно находился в начале прошлого столетия всемирный центр правого крыла сионистского движения – предшественника ныне правящей партии "Ликуд" – и ваш собеседник почти наверняка затруднится вам ответить. Между тем, этот самый центр находился не в Палестине, и не в Америке, а на территории Восточной Европы – в основном в России, Польше, Прибалтике, Румынии и Чехии – где в описываемый период все еще концентрировалась наибольшая часть мирового еврейства. С созданием на территории бывшей Российской империи "первого в мире государства рабочих и крестьян" начался процесс постепенного уничтожения российской сионистской инфраструктуры. Финалом его стало бегство из Москвы в Палестину, в январе 1926 года, знаменитого еврейского театра "Габима".
Многие активные члены российских сионистских организаций оказались тогда за решеткой. Однако определенному числу их соратников все же удалось вырваться за пределы Советского Союза. Значительная часть их осела в Латвии, преимущественно в Риге. Местное население прекрасно говорило по-русски, власти не чинили сионистской деятельности никаких препятствий, к тому же все еще оставалась возможность продолжать деятельность по вызволению застрявших в "коммунистическом раю" соплеменников. Так, несмотря на титанические усилия ОГПУ по охране советско-латвийской границы, в 1924 году был организован переход в Латвию 80 бывших членов российских сионистских организаций с целью их дальнейшей отправки в Палестину. Руководил этой сложнейшей операцией молодой человек, сам беженец из России, Илья Эпштейн. Два с половиной десятилетия спустя, под именем Элиягу Эйлат, он станет известен как доверенное лицо премьера Бен-Гуриона, благодаря которому отправится первым послом молодого еврейского государства в США, а затем получит пост ректора Иерусалимского университета…
Тем временем, в середине 20-х латвийская столица уже была крупным центром еврейской и сионистской деятельности. В 1923 году именно здесь было основано первое отделение "Союза еврейской молодежи имени Йосефа Трумпельдора" более известного как БЕЙТАР. Основатель и первый лидер Союза Владимир (Зеэв) Жаботинский несколько раз лично посещал Ригу для встреч со своими сторонниками. Именно по его инициативе офис рижского "Бейтара" в доме №5 по улице Ноликтавас превратился вскоре во всемирную штаб-квартиру молодежного движения правого сионизма. Принимавшиеся здесь решения были обязательны для всех без исключения отделений движения, включая палестинское. Одновременно в Латвии действовали и другие сионистские партии и организации – религиозная "Мизрахи", социалистические "Маккаби ха-цаир», "Сионисты-социалисты" и прочие – однако, латвийская еврейская молодежь была преимущественно бейтаровской. Разбросанные по всей стране 25 отделений – так называемых "каним" ("гнезд") – организации насчитывали в своих рядах 1 200 активных членов. Для сравнения: в то же самое время их соратников в Палестине было почти вдвое меньше, всего 650 человек, в Литве – 1 120, а в таких относительно крупных европейских странах как Румыния и Чехословакия – по 2 000 в каждой. Не удивительно поэтому, что приехавший в марте 1933 года в Ригу Давид Бен-Гурион – в то время один из ведущих лидеров социалистической сионистской партии МАПАЙ – был закидан тухлыми яйцами. А его выступление в ивритской гимназии было ознаменовано небывалой акцией протеста со стороны гимназистов: треть из них демонстративно покинула помещение, где собирался выступить именитый гость.
Однако молодежь Бейтара не только протестовала, но и активно готовилась к будущей жизни в Палестине. На территории Латвии были созданы и активно действовали сразу три сельскохозяйственные школы, в которых обучались будущие молодые репатрианты. Входные ворота и оросительная система одной из таких школ сохранились близ рижского микрорайона Иманта вплоть до конца 80-х годов прошлого столетия, когда их по неизвестной причине уничтожило местное население. Военно-спортивная подготовка последователей Трумпельдора проходила в специальных лагерях, а также на единственном в мире еврейском трехмачтовом паруснике "Теодор Герцль", ходившем не только по главной латвийской водной артерии – реке Даугаве, но и по Балтийскому морю.
Разумеется, центральные события в жизни евреев Палестины и Европы вызывали моментальную реакцию в среде латвийских бейтаровцев. На восстание палестинских арабов 1929 года, кульминацией которого стали погромы в еврейских кварталах Хеврона и Цфата, латвийская штаб-квартира "Бейтара" ответила новой волной репатриации местных активистов. Всего через месяц после упомянутых трагических событий в Палестине, в конце сентября 1929 года, в Риге был опубликован и разослан по отделениям "Бейтара" во всем мире специальный учебник по военному делу. Когда два с половиной года спустя к власти в Германии пришли нацисты, рижские бейтаровцы вновь оказались в первых рядах протестующих. Уже в июне 1933 года, почти одновременно с Американским еврейским конгрессом, они инициировали бойкот еврейской общины Латвии на торговлю с Германией. Собственно, именно этот бойкот и стал причиной, по которой латвийские сионистские организации попали в поле зрения местной Политической полиции.
Контрразведка на службе у политики и дипломатии
Непосредственным мотивом обращения премьера Адольфса Блёдниекса к Янису Фридрихсону стала крайне негативная реакция официального Берлина на еврейский экономический бойкот. Выразилась она в моментально введенном эмбарго на поставки в Германию, до того весьма активные, одного из главнейших продуктов латвийского экспорта – сливочного масла. Пострадали от подобного развития событий, главным образом, латвийские крестьяне, являвшиеся значительной политической силой в аграрной, по сути, стране. Ссориться с ними, равно как и с новой властью Германии, Блёдниекс и члены его кабинета не желали.
Решение проблемы нашлось довольно быстро. Уже в начале января 1934 года оперативники Фридрихсона предоставили шефу информацию, согласно которой не кто-нибудь, а именно еврейские торговцы, имевшие активные деловые контакты с Германией, выражали резкий протест, как против самого бойкота, так и против того, что созданный для его осуществления специальный еврейский комитет взимал с нарушителей весьма значительные денежные суммы. Составленное на основе данной информации следственное дело было передано в Латвийскую государственную прокуратуру, после чего, 15 мая 1934 года, антинацистский бойкот был объявлен "антигосударственным деянием", а его наиболее активные ревнители в среде сионистских лидеров Латвии были либо помещены в концентрационный лагерь города Лиепая, либо вынуждены эмигрировать. Одновременно, была значительно ограничена свобода деятельности право-сионистских руководящих органов, включая штаб-квартиру "Бейтара" в Риге. Правда, справедливости ради следует отметить, что к тому времени руководящий центр Союза еврейской молодежи имени Йосефа Трумпельдора, по причине внутренних сложных процессов, уже переместился в Варшаву.
Между тем, в разгар борьбы политической полиции и госпрокуратуры Латвийской республики с сионистами, в стране произошел государственный переворот. В ночь с 15 на 16 мая 1934 года сменивший Адольфса Блёдниекса на посту премьера Карлис Ульманис, при поддержке и активном участии министра обороны генерала Яниса Балодиса, распустил парламент, запретил политические партии и ввел в стране особое положение. Одновременно, был запущен процесс "латышизации" государственного сектора, в рамках которого лиц нелатышского происхождения вынуждали либо оставить государственную службу, либо сменить фамилию на латышскую. Кстати, в этот период сам шеф Политической полиции Фридрихсон сменил фамилию на Скрауя.
Что же до евреев, то почти все их национальные политические организации были объявлены вне закона. Параллельно происходило постепенное вытеснение служащих-евреев из государственного сектора, дискриминация еврейского частного бизнеса, вплоть до национализации. Был введен даже процентный ценз на поступление еврейской молодежи в латвийские вузы. За реакцией еврейской общины на описываемые негативные изменения пристально следила Политическая полиция.
И, тем не менее, окончательно портить отношения с влиятельными еврейскими организациями, прежде всего в Соединенных Штатах, Ульманис и его кабинет не собирались. Наоборот, когда в 1935 году сын председателя Рижской еврейской общины Мордехая Дубина женился на дочери главы Венской общины, раввина-хабадника Папенгейма, Ульманис и генерал Балодис лично встречали прибывший в Ригу свадебный кортеж, чем немало удивили соотечественников. Не многие из них знали тогда, что еще в 1929 году Дубин, благодаря своим обширным связям в еврейских финансовых кругах США, добился предоставления Латвии выгодной ссуды на борьбу с последствиями мирового финансового кризиса. Очевидно, именно ввиду этих особых связей латвийских еврейских лидеров с финансовой и политической элитой Америки, даже после государственного переворота некоторые сионистские партии и движения Латвии продолжили свою деятельность – как правило, под другими названиями – без помех со стороны Политической полиции. Прежде всего, стоит отметить религиозно-консервативную партию "Агудат Исраэл" упомянутого выше Мордехая Дубина, которой было позволено сохраниться вполне легально, под видом религиозно-национальной организации. Помимо этого, местное отделение лево-сионистской организации "Ха-шомер ха-цаир", готовившее молодежь для отправки в Палестину, стало фигурировать в официальных документах как организация "Олим". Представительство известного сионистского фонда "Керен ха-Есод" продолжало активно работать в Риге еще в 1938 году. Его офис находился на улице Элизабетес, в пяти минутах ходьбы от штаб-квартиры Политической полиции. Более того: "Бейтар" по-прежнему действовал на латвийской территории достаточно свободно, продолжая эмиграцию своих активистов в Палестину через Польшу и Румынию. Когда в мае 1935 года в Ригу пожелал приехать Зеэв Жаботинский местные власти, включая Политическую полицию, не стали чинить ему препятствий. Агенты Фридрихсона лишь подробно доложили своему шефу о выступлении именитого гостя с докладом об актуальных задачах еврейского национального движения перед аудиторией в полторы тысячи человек. Десять месяцев спустя, в марте 1936 года, все те же агенты описали торжественные церемонии по случаю 15-летия гибели Йосефа Трумпельдора, прошедшие в Риге, Лиепае, Вентспилсе, Елгаве, Лудзе и других латвийских городах. Кульминацией взаимоотношений режима Ульманиса с сионистскими организациями стало прозвучавшее 27 сентября 1937 года заявление представителя Латвии в Лиге Наций, согласно которому латышский народ с большой симпатией относился к борьбе еврейского народа за право возвращения на свою историческую родину.
Однако, как и в 1934 году, латвийские власти зорко следили за тем, чтобы деятельность местных еврейских организаций не вторгалась в область международных отношений. Подобная ситуация возникла, например, в июне 1938 года, после казни британскими мандатными властями Палестины бойца правой организации ЭЦЕЛ Шломо Бен-Йосефа. Особо активная часть сионистской молодежи Латвии организовала тогда митинги протеста, вылившиеся в битье окон посольства и консульства Великобритании в Риге и в Лиепае. Как раз в тот момент международная обстановка накалилась ввиду Судетского кризиса. Советская газета "Правда" требовала от стран Балтии отказаться от политики нейтралитета в пользу стратегического союза с Москвой. Напуганная официальная Рига ожидала исхода британо-германского противостояния по вопросу о будущем Чехословакии, чтобы решить у какой из сторон просить защиты от русских. Таким образом, ухудшение отношений с Лондоном из-за демонстраций сионистов было Ульманису явно ни к чему. К тому же, приходилось считаться с тем, что в описываемый период Британия была, наряду с Германией, ведущим торговым партнером Латвии и главным поставщиком угля в эту лишенную собственных энергетических ресурсов балтийскую страну. Политической полиции Фридрихсона был отдан приказ усмирить еврейских демонстрантов, что и было проделано незамедлительно.
Агентурное проникновение латвийской Политической полиции в местные сионистские организации сыграло свою действительно зловещую роль уже после присоединения Латвии к Советскому Союзу летом 1940 года. Архивы ведомства Яниса Фридрихсона вместе с самим Фридрихсоном оказались на Лубянке, а с ними и подробная информация о еврейской политической и сионистской инфраструктурах Латвии. К тому же, в руках НКВД оказалось немало латвийских евреев, бывших агентов Политической полиции, долго и плодотворно работавших в рядах сионистов. Не исключено, что именно этим объясняется произошедший 5 августа 1940 года одновременный арест НКВД многих членов латвийского "Бейтара", включая и представителя штаб-квартиры этой организации в Латвии и Эстонии Давида Варгафтика ("Амир"). Три года спустя, в июне 1943 года, в Тель-Авиве было опубликовано короткое сообщение о том, что Варгафтик, обвиненный в шпионаже в пользу Британии, "жив и находится в изгнании в России". Но это, как говорится, уже совсем другая история…
izrus.co.il
|