Тацуо Осако, который помогал незаметно

«У евреев, которых я видел в то время, не было ни гражданства, ни паспортов. То были беженцы из Европы, понурые и подавленные, и у некоторых в безучастных глазах читалось все одиночество людей в изгнании…»

Пятнадцать лет назад эти слова написал в юбилейном школьном альбоме выпускников престарелый японец Тацуо Осако. Восемь лет спустя Осако умер — скромный и ничем не примечательный отставной чиновник, чуть не дотянувший до девяноста. Впрочем, дальше наш рассказ развивается совсем не по-гоголевски,   а  скорее по-кавабатовски, потому что у Осако был подчиненный по имени Акира Китадэ. Он отнюдь не считал малозаметного служащего Национальной туристической организации Японии персонажем таким уж безынтересным. И даже задумал написать о нем книгу.

 А  началось все с того, что в один прекрасный день Китадэ узнал, чем занимался его начальник во время Второй мировой войны.  А  занимался он странным для человека из страны «Оси» делом: помогал спасать евреев. Разбирая бумаги Осако после его смерти, Китадэ нашел старый дневник,  а  в нем десятки фотографий еврейских беженцев. Некоторые были надписаны на немецком, польском, французском и даже норвежском языках…

«С наилучшими пожеланиями моему другу Тацуо Осако. И. Сегалов. 4 марта 1941 года», — гласила одна из надписей на французском. На обороте другого снимка, изображавшего хорошенькую серьезную девушку, было написано по-польски: «На память обаятельному японцу. Розла».

Фотографии настолько потрясли 66-летнего Китадэ, что он поклялся найти выживших беженцев или их потомков и увековечить память Осако. С тех пор он успел связаться с израильским посольством и мемориалом Катастрофы «Яд Вашем» в Иерусалиме, побывать в Мемориальном музее Катастрофы в Вашингтоне и дать множество интервью. Пока что ни один человек не откликнулся. Дневник потряс не только Китадэ — даже дочери Осако не знали о существовании фотографий. «Мы с сестрой никогда и ничего об этом не слыхали, — говорит его дочь Миэ Кунимото. — Он был не из тех, кто любит говорить о прошлом».

Будь Осако поразгорчивей, он поведал бы поразительную историю. Она привела бы нас в Каунас, где в 1940 году в должности вице-консула Японии служил профессиональный дипломат Тиунэ Сугихара. Каждый день он видел сотни еврейских беженцев из Польши и литовских евреев, приходивших в двухэтажный домик консульства в надежде на визу. Некоторые падали перед Сугихарой на колени и пытались целовать его ботинки. Но инструкции из Токио были недвусмысленными: транзитные визы в Японию могли получить лишь те, кто располагал достаточными деньгами, соответствовал определенным иммиграционным критериям и имел на руках визу в страну назначения.

Голландский консул в Литве Ян Звартендейк с готовностью выдавал беженцам документы о том, что они следуют в колонию Кюрасао, куда визы не требовались. Советские дипломаты согласились пропустить беженцев на Дальний Восток. Дело было за Японией. Сугихара знал, что время поджимает. Советские власти, аннексировав Литву, велели всем иностранным дипломатам убираться восвояси. Сугихара сумел договориться о месячной отсрочке. И затем, совершив неслыханный для японского чиновника акт неповиновения, начал самовольно выдавать визы.

Он работал по двадцать часов в сутки. Перед отъездом вместе с женой Юкико всю ночь выписывал визы. Он выписывал визы в автомобиле по дороге на вокзал и в купе поезда, выбрасывая их из окна. Когда поезд тронулся, он в отчаянии бросил в толпу пустые визовые бланки с печатью консульства и своей подписью.

Много лет спустя у Сугихары спросили, зачем он спасал евреев и рисковал своей карьерой. «Не вижу ничего плохого в том, чтобы спасти много жизней, — ответил он и процитировал самурайскую пословицу: — Даже охотник не убивает птицу, которая ищет у него спасения».

По различным оценкам, Сугихара спас от шести до десяти тысяч человек. После войны «японский Шиндлер» был уволен с дипломатической службы, бедствовал, продавал вразнос лампочки, позднее много лет проработал в Советском Союзе на невзрачной экспортной должности. В 1985 году Израиль признал Сугихару «праведником мира». Ныне ему ставят памятники и называют его именем улицы.

 А  что же беженцы? Их везли поездами через весь Союз (билет, кстати, стоил раз в пять больше обычного) и высаживали во Владивостоке. Оттуда японские суда доставляли беженцев в Японию через в порт Цуруга. На борту евреев встречал улыбчивый Осако, работавший тогда в Японском туристическом бюро. Эта организация помогала беженцам и раздавала им средства, собранные американскими евреями. Зимой 1940-1941 года Осако не менее 20 раз пересек бурное Японское море, сопровождая беженцев. И, судя по отзывам, он не просто сопровождал их, выполняя свою работу,  а  принимал участие в судьбах людей: ведь многое зависело от того, насколько чиновник был готов закрыть глаза на неправильно оформленные документы,  а  то и вовсе на их отсутствие.

«Сугихару чтят по всему миру, но в великих деяниях господина Сугихары участвовали многие люди, невидимо работавшие в его тени, — говорит Китадэ, бывший подчиненный Осако. — Мне хочется, чтобы люди узнали о том, что сделал господин Осако».

Если беженцам удавалось — не без помощи неравнодушных людей, денег и, возможно, провидения — добраться до Японии, здесь их ждал сравнительно теплый прием: страна, совершившая немало военных преступлений, в «еврейском вопросе» решительно отказывалась уступать нажиму Берлина. «Я человек, ответственный за альянс с Гитлером, но я не обещал, что в Японии мы будем проводить в жизнь его антисемитскую политику. Это не просто мое личное мнение, это мнение Японии, и я без всяких угрызений совести готов объявить его всему миру», — заявил министр иностранных дел Японии Мацуока Ёсукэ на встрече с еврейскими бизнесменами в конце 1940 года.

Существует несколько объяснений японской политики. Некоторые говорят о благодарности за давешний огромный заем, который предоставил Японии во время русско-японской войны еврейский банкир из США Якоб Шиф. Другие — о надеждах на еврейские деньги. Или, быть может, японские правители вспомнили о самураях и птицах.

Поскольку на руках у еврейских беженцев были лишь фальшивые «визы» в Кюрасао или голландскую Гвиану (сегодняшний Суринам), им пришлось вновь обивать пороги иностранных консульств в Иокогаме, Кобэ и Токио. До вступления Японии в войну с США несколько тысяч беженцев сумели эмигрировать. Уезжали в Канаду, Соединенные Штаты, Новую Зеландию, Австралию, Бирму, в Палестину, в Латинскую Америку — словом, в любую страну, доминион или колонию, готовую выдать визы.

Остальных летом и осенью 1941 года японцы депортировали в гетто Шанхая в оккупированном Китае, где уже жили десятки тысяч евреев. В гетто, несмотря на все тяготы, не проводилась политика репрессий или геноцида, и большинство его обитателей пережили войну. Среди них, вероятно, были и те, чьи пожелтевшие фотографии десятки лет хранил Осако, скромный отставной чиновник.