ЕВРЕИ КИЕВА ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЫСШЕЙ ВЛАСТИ

МИХАИЛ КАЛЬНИЦКИЙ, БОРИС ХАНДРОС

Со времени включения Киева и Киевской губернии в «черту еврейской оседлости» в городе после полуторавекового перерыва возродилась еврейская община. Приходится отметить, что старожилое купечество и мещанство Киева без особого восторга восприняло появление здесь энергичных и трудолюбивых евреев.

На исходе XVIII столетия местный магистрат направил ходатайство в столицу. Ссылаясь на возобновление Павлом своих старинных привилегий, городское общество просило заново признать и привилегию 1619 года, данную польским королем Сигизмундом III. Она предписывала удалить евреев из Киева (впрочем, это предписание фактически потеряло силу после смерти в 1622-м его инициатора — гетмана Петра Конашевича-Сагайдачного). Но демарш киевлян не имел успеха. Киевский генерал-губернатор Андрей Феньш не поддержал просьбу магистрата. Напротив, он указал, что еврейские ремесленники весьма искусны в мастерстве, а купцы-евреи обеспечивают в городе обширный ассортимент товаров. Генерал-прокурор Обольянинов согласился с мнением Феньша, и Павел в феврале 1801 года распорядился «евреев, никуда не переселяя, оставить на жительство в Киеве».

Буквально через несколько дней после этого в Петербурге произошел дворцовый переворот. Царь был убит (по официальной версии, якобы скончался от апоплексического удара), а освободившийся престол занял его сын Александр I. Молодой самодержец объявил о своих либеральных намерениях. Так, с целью «избрания средств к исправлению настоящего Евреев положения» Александр в ноябре 1802 года распорядился «составить особый Комитет для рассмотрения дел, к сему относящихся». Поначалу, впрочем, наученные горьким опытом евреи заволновались. В январе следующего, 1803 года министр внутренних дел граф Виктор Кочубей написал в Киев Андрею Феньшу: «Его Императорское Величество, узнав, что по случаю Комитета по делам еврейским здесь учрежденного распространились в губерниях, где евреи обитают, нелепые толки, подвигнувшие их к страху и беспокойствам о будущем их положении, Высочайше повелеть мне соизволил сообщить начальникам тех губерний Высочайшую Его Величества волю, чтоб, обратив на толки таковые их внимание, исследовали и донесли, откуда они произойти могли; а между тем кагалам и прочим Еврейским Обществам объявили бы и истолковали бы, что при учреждении Комитета о рассмотрении их дел никак не было в намерении стеснить их состояние или умалить существенные их выгоды; но, напротив, рассмотрением их обстоятельств предполагается доставить им лучшее устройство и спокойствие». Для более близкого ознакомления с нуждами иудеев по всей «черте оседлости» циркулярно было предписано направить в столицу от каждой губернии выборного еврейского депутата. Пока еще скромная еврейская община Киева уступила честь такого представительства Фастову, откуда в марте 1803 года отправился в Петербург депутат Сруль Мордкович.

Результатом деятельности Комитета стало высочайше утвержденное 9 декабря 1804 года Положение об устройстве евреев. Это Положение провозгласило: «Все Евреи в России обитающие, или по коммерческим делам из других стран прибывающие, суть свободны и состоят под точным покровительством законов наравне со всеми другими Российскими подданными». «Черта оседлости», впрочем, оставалась в силе, хоть и была несколько расширена. Всем евреям надлежало причислиться к одному из четырех сословий: земледельцам, фабрикантам и ремесленникам, купечеству, мещанству. В целом Александр попытался примирить противоречивые взгляды на еврейский вопрос. Евреи жалуются на отсутствие гражданских прав, на препятствия к получению образования? Эти препятствия устранялись. Евреев обвиняют в том, что они спаивают христианское население? Положение запретило им с 1808 года содержать «шинки, кабаки и постоялые дворы». Правда, такой огульный запрет на практике создал массу проблем: слишком уж нереальным оказалось стремительное превращение сельских шинкарей в городских фабрикантов. Впоследствии его пришлось пересмотреть. Однако многие статьи Положения способствовали развитию городских еврейских общин — тем более, что в 1805 году состоялось постановление «Об уравнении Евреев в тех губерниях, где им жить дозволено, в общественных повинностях с прочими обывателями».

Киевская еврейская община продолжала расти, в начале правления Александра I достигнув количества 452 человек. Ее успехи побудили магистрат снова хлопотать о возвращении привилегии 1619 года. В 1808 году «отцы города» направили в Петербург своего представителя, члена магистрата Тарнавского, снабдив его кругленькой суммой на взятки столичным вельможам. Тарнавский должен был доказать, что по вине евреев Киева происходят «беспорядки, многочисленные тяжбы и ссоры». Однако царь в ходе консультаций с министром внутренних дел принял в соображение, что «терпимость» евреев в Киеве «с законного дозволения уже более 15 лет существует, и выселение их сопряжено будет с чрезвычайным для них разорением; что по самому положению об них назначены для жительства их преимущественно города, а не села и деревни, где они не столько могут быть полезны; и что если выходят от некоторых из них какие-либо беспорядки, вообще по жительству их и промыслам, то они должны прекращаться бдительностью начальства и действием законов». В январе 1810 года Александр «Высочайше повелеть соизволил оставить Евреев в Киеве в настоящем положении».

Такое решение остудило пыл юдофобских элементов в городе. Стало ясно, что от конфронтации с евреями придется перейти к сотрудничеству. Киевские купцы и ремесленники до поры до времени смирились с этим. Начал расти удельный вес евреев в деловой жизни города. В списках мастеров местных ремесленных цехов появлялось все больше еврейских фамилий. Жили эти мастера преимущественно в 1-  й  части Киева (на Печерске) и в 3- й  части (на Подоле). Вместе с тем в городе встречались иудеи-ремесленники, работавшие втихомолку и не платящие цеховых взносов. Подобные случаи рассматривались в 1823 году «обществом цеха ткацкого», и мастера-евреи предложили выбрать из своей среды «старосту живущего в Печерске мастера Еврея здешнего мещанина достойного и добропорядочного знающего мастерство, Берка Эльмана, для порядка за здешними мастеровыми евреями и за иногородними часто приезжающими сюда, чтобы они ни под каким предлогом без позволения начальства не уплатя в цех дохода работать не могли». Берко Эльман был утвержден в качестве цехового старосты.

Впрочем, не следует считать, что положение еврейской общины в Киеве в те годы было совершенно безоблачным. Десятки семей жили на Печерске в бедности, доходящей до нищеты. Местный старожил, потомок казацкого рода Семен Сулима вспоминал о своих впечатлениях 1812 года: «В Киеве царила тогда ужасная пыль летом и бездонная грязь осенью и весной... Кроме двух, вечно враждующих между собою партий, киевских гвельфов и гибеллинов — оборванных жидов и голодных псов, редко случалось встречать христианскую душу пешую на улицах Киева».

Трагический оттенок приобрела отраженная в архивных документах история дочери киевского раввина — «Дело о взыскании по законам с киевского раввина Давида Слуцкого». Рукой чиновника магистрата на его обложке написано: «Рабин и митрополит. Крещеная еврейка». Делом киевского раввина — оно тянулось почти три года — по указу императора Александра I занимался Синод. Состояло оно в том, как сказано в прошении раввина, что 24 февраля 1814 года его 9-летняя дочь Хая была похищена и насильственно увезена в монастырь для «принятия ею христианской веры». Киевский раввин Давид Слуцкий решился — нетрудно представить себе, сколько для этого потребовалось мужества и стойкости — вступить в тяжбу с преосвященным Серапионом (Александровским), митрополитом Киевским и Галицким, членом Синода, обвиняя его в косвенной причастности к похищению и требуя возвращения дочери. Неравная тяжба, как и следовало ожидать, была проиграна. С раввина Давида Слуцкого было «взыскано по законам... за несправедливые обжалования им перед Синодом киевского митрополита», а в дневнике самого преосвященного Серапиона за 13 апреля 1817 года отмечено, что «был у митрополита раввин жидовский и просил прощения в ложном доносе самому Государю». Но эта история немало говорит о личности раввина и о еврейской религиозной общине, поддерживавшей его.