«Еврейский Обозреватель»
ЛИЦА
7/74
Апрель 2004
5764 Нисан

ИЗ ТВЕРИИ В ГОЛЛИВУД И ОБРАТНО

ИРИНА СОЛГАНИК

На главную страницу Распечатать

Менахем Голан, знаменитый режиссер и продюсер, заложивший основы израильского кинопроизводства и совершивший к тому же блистательную голливудскую карьеру, принял меня в своем тель-авивском офисе. На стенах - афиши самых нашумевших фильмов, грамоты берлинские, венецианские, каннские, удостоверяющие факт присуждения "Оскаров", "Золотых львов" и "Золотых медведей", а также свидетельство о присвоении Премии Израиля.

Мой увенчанный собеседник не без удовольствия вспоминает годы тридцатые-сороковые, деревню, глушь, Тверию.

- Родители мои были польскими первопроходцами, поселились в Тверии, где я и родился, собственно, там мы и жили вплоть до Войны за независимость, - рассказывает Менахем Голан. - Тверия была тогда крошечным городом, на семь тысяч арабов приходилось три тысячи евреев, - нас, между прочим, неоднократно побивали камнями. Отец работал в Электрической компании, я же учился в гимназии, главным развлечением были тогда походы в кино - я смотрел во множестве американские фильмы, особенно мюзиклы. Дабы заслужить бесплатный вход на сеанс, приходилось помогать с переводом.

Конечно, я воевал в период Войны за независимость. Ну а из армии отправился прямиком на курсы военных летчиков, потом решил заняться созданием театра, а затем и кино, предварительно получив образование за границей.

- А потом в Нью-Йорке учились у известного режиссера и продюсера Роджера Кормена, классика независимого американского кино.

- Сначала Кормен принял меня в качестве своего водителя, затем сделал своим ассистентом; в то время у него учился ставший впоследствии знаменитым Френсис Форд Коппола.

Роджер Кормен, будучи гениальным продюсером и режиссером, снимал малобюджетные фильмы "класса   Б ". При этом привлекал он, как правило, новых и никому не известных актеров, - именно Кормен открыл Джека Николсона.

Благодаря ему я научился снимать малобюджетное кино и, вернувшись в Тель-Авив, в 50-60-е годы снял 40 картин. Тогда же я открыл актеров, ставших чрезвычайно популярными, - Гилу Альмагор и Йегуду Баркана.

Немного позднее я занялся производством фольклорных фильмов; критика называла их не без пренебрежения "бурекасами". Ленты эти были сделаны под влиянием итальянского неореализма, рассказывающего истории, что называется, из гущи народной. Тогда же, в 60-е, мы снискали, наконец, международное признание, стали получать премии на фестивалях, включая Каннский. Особенно успешными оказались два моих фильма - "Казаблан" и "Операция "Йонатан", об освобождении заложников в Энтеббе, последняя картина номинировалась на "Оскар".

- В конце 70-х вы уже в Голливуде?

- Да, вместе с моим племянником Йорамом Глобусом мы купили акции практически разорившейся компании "Кэннон", и я стал продюсером множества более чем успешных боевиков. Тут как раз началась эра видео, и именно тогда "Кэннон" превратилась из крошечной фирмы в самую преуспевающую из всех независимых голливудских студий. Наш финансовый успех во многом объяснялся тем, что мы первыми стали делать то, чего никто в Голливуде не делал, - мы работали с молодыми режиссерами и начинающими актерами, мы снимали боевики для подростков и юношества, продававшиеся лучше, нежели продукция таких гигантов, как "XX век Фокс" или "Уорнер бразерс". К тому же наши фильмы отлично раскупались на фестивалях, особенно в Каннах, и рынки у нас были по всей Европе.

В 80-е годы стоимость наших акций поднялась с 20 центов до 46 долларов.

Особенно популярными оказались танцевальные ленты, вроде "Ламбады". Кстати, именно я в свое время способствовал кинематографическому распространению брейк-данса. Однажды дочь сказала мне: "Папа, поедем со мной в Малибу, ты посмотришь, как танцуют на улицах чернокожие дети"; там мне сразу стало ясно, что эти движения будут отменно смотреться в кино.

Через несколько месяцев мы сделали фильм, оказавшийся в финансовом смысле самой крупной удачей года, - мы потратили на него миллион шестьсот тысяч долларов, а выиграли более 60 миллионов.

- Насколько мне известно, американская карьера Андрея Кончаловского состоялась не без вашего участия.

- С Кончаловским меня познакомили в Каннах, он пришел ко мне в номер и рассказал историю, которая, по его мнению, могла бы лечь в основу фильма. Речь шла о югославском солдате, попавшем в плен во время Второй мировой, а затем, после освобождения, вернувшемся в родной город, где он женился на девушке, с которой не мог заниматься сексом.

Сюжет мне понравился, но я предложил Кончаловскому спуститься в бар, попить кофе и переложить его таким образом, чтобы солдат оказался американцем, а война была бы вьетнамской, - а потом опять ко мне вернуться.

Через полчаса он представил другой вариант, в котором участвовал американский солдат из Питтсбурга, воевавший во Вьетнаме. Это, собственно, и был первый фильм Кончаловского, снятый в Америке, известный вам под названием "Возлюбленные Марии".

Должен признаться, что до нашей встречи я посмотрел "Сибириаду", картину очень талантливую, и понял, что Кончаловский великолепный режиссер, которого ошибочно игнорируют в Америке. Мы с ним сделали четыре фильма, один из которых - "Поезд-беглец", получил "Оскара" и массу других наград. После него Андрей Кончаловский был признан фигурой значительной и, бросив меня, перешел в "Коламбия пикчерс", - к сожалению, меня оставляли режиссеры, которым я помогал пробиться.

- В период расцвета "Кэннон" про вас говорили не без иронии, что если вы встретили кого-либо в лифте, то готовы сразу предоставить незнакомцу главную роль.

- Я действительно предпочитал работать с неизвестными актерами, но именно я в свое время открыл тех, кто стал впоследствии знаменитостями, - Ван Дамма, Шарон Стоун, Чака Норриса (с Норрисом мы сделали 17 фильмов), Чарльза Бронсона и многих других.

Мое знакомство с Ван Даммом произошло, когда он работал официантом в ресторане, куда мы с женой пришли поесть рыбу. Ван Дамм появился перед нами с двумя тарелками супа в руках, спросил меня по-французски: "Вы месье Голан?" Ну а после того, как я ответил утвердительно, он молниеносно взмахнул ногой и провел ею над самой моей макушкой, да так, что из тарелок с супом, которые он держал в руках, не пролилось ни капли. Он мне сказал: "Тот, кто умеет делать подобные вещи, может сыграть и в фильме".

Я пригласил его в свою контору и уже через неделю взялся продюсировать фильм с его участием. Собственно, с этой картины ("Кровавый спорт"), имевшей всемирный успех, началась американская серия фильмов о восточных единоборствах - "Американский ниндзя", "Американский ниндзя-2" и т.д.

- А как вы познакомились с Шарон Стоун?

- Я тогда собирался продюсировать фильм по популярному роману Райдера Хаггарда, съемки должны были проходить в Южной Африке. Для участия в картине ("Копи царя Соломона") требовалась молодая девушка, и вместо того, чтобы приглашать звезду, мы решили просмотреть телесериалы, в одном из которых мелькнула в эпизоде никому не известная тогда Шарон Стоун.

Я ее пригласил, и Шарон подписала договор. Насколько я помню, в Африку она поехала вместе с мужем и там же с ним развелась. Снялась она у меня в двух фильмах, после чего ее пригласили на главную роль в "Основном инстинкте", благодаря которой она и прославилась.

- Кажется, ваш выдающийся нюх подвел вас единственный раз - вы в свое время отвергли Арнольда Шварценеггера. Наверное, сегодня об этом жалеете?

- Шварценеггер приехал в Израиль как раз после того, как был удостоен титула "Мистер Олимпия". Я сидел тогда в одном из тель-авивских ресторанов, и он туда явился, чтобы со мной познакомиться. Он, прежде всего, объявил (а говорил он только по-немецки): "Господин Голан, вы должны снять меня в фильме". Я посмотрел на него не без удивления: "А почему, собственно?" Он ответил: "Хотя бы потому, что ни у кого нет таких рук. Да и вообще я - человек особенный, вы увидите, я буду звездой мирового класса".

Я ему сказал: "Мистер Шварценеггер, вы должны будете выполнить два условия... Во-первых, поехать в Америку и в течение двух лет учить там английский. Во-вторых, вы обязаны сменить фамилию - вашу никто в мире не в состоянии произнести".

Через пару лет я его встретил в Каннах, на яхте, он, к тому времени уже знаменитость, был окружен плотным кольцом красивых женщин и солидных мужчин.

Шварценеггер поманил меня пальцем и спросил: "Вы помните нашу встречу в Тель-Авиве? Ну, так посмотрите - я поехал в Америку, английский не учил, фамилию не менял, но, тем не менее, весь мир научился правильно произносить мое имя. Жаль, что мы не работали вместе". Я ответил, что тоже сожалею, но, во всяком случае, желаю ему успехов. Мы с ним, кстати, до сих пор в хороших отношениях.

- Вскоре после финансового кризиса в "Кэннон" вы вернулись в Израиль...

- Получилось так, что мы с моим компаньоном Йорамом Глобусом расстались, он отправился в Израиль, а я - в Европу и в Россию, где сделал семь фильмов (в 80-90-е годы). Привлекло меня особенное и очень профессиональное отношение русских к кино, а также дешевизна съемок.

В Москве мы сняли пару фильмов об американских гангстерах 20-30-х годов, московские улицы нам удалось превратить в нью-йоркские, да и атмосфера оказалась такой, что, как писала американская пресса, невозможно было поверить, что события происходят не в Нью-Йорке.

Затем, уже в режиссерском качестве, я снял в останкинской студии современную версию "Преступления и наказания", было это еще в горбачевские времена. Фильм получился отменный, с участием Ванессы Редгрейв и Джона Херта, и был принят "на ура" американскими и европейскими зрителями.

Ну, а в конце 80-х я окончательно вернулся в Израиль и, практически, каждый год выпускаю по два-три фильма. У меня здесь семья, три дочери и пятеро внуков, и все они хотят жить только в Израиле.

- Чем вы сейчас занимаетесь?

- Несколько дней назад я вернулся из Германии - мы снимаем там фильм под названием "Баденхайм". Речь в нем идет о Катастрофе, но при этом сама Катастрофа не будет показана, не появятся на экране и лагеря уничтожения. История эта - о богатых венских евреях, каждое лето отправляющихся на музыкальный фестиваль в Баденхайме.

События происходят в 1939 году, после аншлюса, Гитлер уже захватил Польшу, но отдыхающие в Баденхайме венские евреи совершенно не верят, что и с ними может случиться нечто ужасное. Они предпочитают танцевать, флиртовать, выяснять отношения, наконец, беззаботно развлекаться на фестивале, хотя им известно, что происходит. Еврей-импресарио, которого играет Клаус Мария Брандауэр, говорит: "Ну вот, еще одна-две недели, и обо всем забудется, ничего не случится". Так он убаюкивает отдыхающих, и это очень на руку немцам, которые желают единственно того, чтобы евреи тихо погрузились в поезд, - он их уже поджидает. Фильм заканчивается, когда поезд трогается с места. Мы знаем, куда он едет.

Отношение к этой теме у меня очень личное. Мой отец ездил в Польшу, в Данциг, в 1938 году и пытался убедить моего деда перебраться в Палестину. Дед был человеком весьма состоятельным, возглавлял крупную компанию, занимавшуюся поставками древесины, семья была колоссальной - пятьдесят человек. Они в ответ только смеялись: "Что, мы поедем к арабам, которые у вас в Палестине убивают евреев?"

Вскоре все они отправились в Освенцим.

"Вести", Израиль
Вверх страницы

«Еврейский Обозреватель» - obozrevatel@jewukr.org
© 2001-2004 Еврейская Конфедерация Украины - www.jewukr.org