ЕВРЕИ И РЕВОЛЮЦИЯ

НИКОЛАЙ МИХАЛЕВ

Когда в России что-нибудь приключается, немедленно выясняется, что это сделали евреи. Тема вечная. Доктор исторических наук, профессор Олег Будницкий считает, что здесь есть определенная доля истины.

В России, по ленинской периодизации, было три этапа революционного движения — дворянский, разночинский, пролетарский. Начиная с декабристов, в революционном движении участвовали в основном дворяне, среди которых евреев не могло быть по определению. «Всех участников этого дворянского этапа — с 1825 года (восстание декабристов) до 1861 года (освобождение крестьян) мы знаем поименно: всего около тысячи человек. В дело декабристов, правда, затесался один крещеный еврей, но большой роли он не играл».

В пореформенной России общее число участников революционного движения было ничтожно мало — около 25 тысяч человек, но шума они наделали довольно много.

В шестидесятые годы XIX столетия евреев в русском революционном движении было совсем немного, но, как говорят на Руси, мал золотник, да дорог. Довольно активными были братья Утины, происходившие из весьма состоятельной семьи. Николай Исаакович Утин — лидер, один из основоположников русской секции Первого Интернационала, был знаком с Марксом, воевал с Бакуниным. Правда, он был крещеным и как еврей себя не позиционировал. Серьезный вклад в революционную копилку евреи стали вносить в 70-е и особенно 80-е годы XIX века.

ИВАН ВЕЛИКИЙ

Виднейшей фигурой в русском революционном движении был Марк Натансон. Его называли «Иван Великий», по аналогии с Иваном III Великим — собирателем русских земель. Такое прозвище Марк Андреевич получил не случайно: он был талантливейшим организатором. Еще в 1869 году из его рук вышло Общество по распространению книг, была создана сеть кружков по всей России, где под видом книготорговли велась революционная пропаганда. Но от сумы да тюрьмы... Закончилось все ссылкой.

Когда Иван Великий вернулся, он обнаружил, что многочисленные революционные кружки раздроблены, многие их члены арестованы, сосланы, отошли от движения. В 1876 году он создает централизованную революционную организацию — «Земля и воля». Активной помощницей Натансона была его жена Ольга Шлейснер.

Ленин считал ее образцовой конспиративной революционной организацией. Все закончилось арестом и десятилетней ссылкой в Восточную Сибирь. Однако останься наш Ваня на свободе, наверняка, примкнул бы к террористам...

По возвращении из ссылки Натансон попытался впрячь в одну телегу революционеров и либералов, создав партию «Народного права». Опыт не удался: синтез «коня» и «трепетной лани» закончился пшиком. И опять Натансон отправился в Сибирь, а вернувшись, стал членом ЦК партии эсеров. В 1917 году она показалась ему чересчур умеренной — и Натансон вместе с Марией Спиридоновой, Борисом Камковым (он же Кац) и другими создал партию левых эсеров, близкую по духу большевикам. В октябре 1917 года к власти пришли не большевики, а блок большевиков, левых эсеров и анархистов.

Должно было состояться Учредительное собрание, в котором большевики вместе с левыми эсерами не имели большинства, следовательно, эту «завоеванную» власть они могли потерять вполне легальным путем. Ленин задумал разогнать учредительное собрание, но опасался, что это приведет к разрыву с левыми эсерами, за которыми, как за сохой, шли крестьяне. Революционер Петровский в своих мемуарах описывает эту ситуацию как анекдот. Сидят они с Лениным и рассуждают, как бы собрание разогнать... Но как быть с левыми эсерами, что Натансон скажет? В это время заходит Натансон и говорит: «Я вот думаю, как нам это собрание разогнать?»

Ход мыслей у них был идентичный. Собрание было разогнано при полной поддержке левых эсеров. Потом союзники рассорились, наступила диктатура большевиков, часть левых эсеров была арестована, а Марк Андреевич попытался примкнуть к большевикам. Он опять организовал гибрид партий — нечто среднее между большевиками и левыми эсерами — партию революционных коммунистов. Партия просуществовала недолго: революционные коммунисты слились в экстазе с большевиками.

В 1919 году Натансон умер в Швейцарии, куда на лечение его послала уже родная партия большевиков.

ЖЕНСКИЙ ВОПРОС

Помимо «генералов революции», было немало рядовых.

Одной из революционных идеалисток была Бетти Каминская — дочь мелитопольского купца. В 18-летнем возрасте яркая, эффектная южанка поехала в Цюрих учиться на врача. В то время изучать медицину россиянки могли только в университетах Германии или Швейцарии, русская земля своим дочерям такой возможности не давала. В Цюрихе Бетти грызла гранит не столько медицинской науки, сколько революционной. Проникшись революционными идеями, Бетти Каминская уехала в Россию на практику — вести пропаганду среди работниц. В Москве, работая физически на фабрике с четырех утра до восьми вечера, Каминская успевала вести пропаганду — очень страстную. Естественно, она скрывала свое еврейское происхождение, хотя, как свидетельствуют сохранившиеся фотографии, ее библейская внешность говорила сама за себя. Товарки считали ее раскольницей: в их представлении только человек старой веры мог так страстно и убежденно говорить о том, о чем говорила Каминская. Из ее кружка вышли знаменитые впоследствии революционерки. Но этот дамский уголок постигла участь всех тайных организаций: кружок был обнаружен и почти поголовно арестован. Каминская восемь месяцев просидела в тюрьме, где сошла с ума. Когда ее выпустили, она немного пришла в себя. В это время шел суд над ее товарищами, и она страстно захотела попасть на скамью подсудимых. Поскольку повторно встать под длань российской Фемиды никак не удавалось, пламенная революционерка отравилась и в мучительной агонии умерла.

«Бетти Каминская, — говорит Олег Будницкий, — это архетип революционерки. Вообще, если говорить о еврейках-революционерках, особенно террористках, то это было необычное явление, это был тотальный разрыв со своей средой, разрыв с прошлым, разрыв с окружающим миром. Разрыв в большей степени, чем для революционерок нееврейского происхождения».

ГОЛЫЕ ПИСТОЛЕТЫ

Еще одной уникальной фигурой революционного движения того времени был Григорий Гольденберг — один из первых террористов. В 1879 году он убил харьковского генерал-губернатора князя Дмитрия Кропоткина — двоюродного брата князя-анархиста Петра Кропоткина. Гольденберг вскочил на подножку кареты князя, выстрелил в окно, в упор, соскочил и скрылся. Это эффектное появление создало Гольденбергу выдающуюся репутацию среди революционеров.

Кстати, он предлагал себя на роль цареубийцы. Было трое кандидатов — Гольденберг, Кобылянский и Александр Соловьев. Выбрали народного учителя и пропагандиста Соловьева, потому что Гольденберг был еврей, а Кобылянский поляк, сочли, что это будет, можно сказать, неполиткорректно. Исполком постановил: «Пускай стреляет русский». Русский стрелял пять раз средь бела дня — и лишь одна пуля пробила шинель императора. Александр II был военным и знал, что делать, когда стреляют, — он побежал зигзагами. Охрана остолбенела. Можно с трудом представить, как Император Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, прочая бежит вдоль забора Летнего сада по направлению к Дворцовой площади. Это была настолько фантасмагорическая картина, что свидетели не знали, как это описать. Профессору Будницкому довелось читать показания одного из охранников. Он начинает, потом зачеркивает, опять пишет, опять зачеркивает. Наконец, нашел форму и пишет так: «Неизвестный злоумышленник начал стрелять, а Его Императорское Величество изволили стремительно удалиться».

Когда образовалась мощная террористическая организация — партия Народной воли, Гольденберг, естественно, примкнул к ней. Вскоре рисковый парень был арестован — на вокзале с грузом динамита. Здесь начинается самая страшная часть его истории. Допрос вел известный прокурор Добржинский. Он быстро понял особенности характера и слабые места Гольденберга — его позерство, самоуверенность, желание играть выдающуюся роль — и стал рассказывать всяческие басни. Мол, он знает всех революционеров, считает Гольденберга центральной фигурой и поэтому только ему может открыть, что власть на самом деле ищет примирения, готова дать свободу слова и т.д., и т.п., но не может делать это под дулом пистолета. Нужно найти общий язык, провести переговоры, заключить соглашение. «Но мы не знаем с кем! — говорит Добржинский. — Кто эти люди, кто серьезный человек, с которым можно сесть за стол переговоров, кого можно призвать в правительство?..» Елей нашел свой сосуд. Гольденберг стал рассказывать Добржинскому, какие замечательные люди его товарищи-революционеры, какие они умные, где учились, как их зовут, как они выглядят, какие у них идеи, какая программа у партии «Народная воля». Этот колоссальный монолог — мечта любого прокурора. Сам наивный Гришка, как его называли друзья, высоко ценившие его ум, в отличие от умения стрелять, все изложил, раскололся. Когда тонкий психолог понял, что выдоил из него все, Добржинский стал менять тон. Во время одного из допросов Гольденберг с возмущением сказал: «Я не допущу, я не прощу себе, если хотя бы один волос упадет с головы тех людей, о которых я вам рассказывал!», на что прокурор заметил: «Насчет волоса не знаю, но головы, может быть, и полетят». Гольденберг осознал, что его водили за нос, и покончил с собой — повесился в камере. «Вот такой трагический, трагикомическим его не назовешь, эпизод из русского революционного движения с участием в нем одного свихнувшегося на терроризме еврея», — резюмирует историю Гольденберга Олег Будницкий.

БОМБИСТЫ У ЦЕЛИ

Одним из первых, кто предложил использовать динамит в борьбе с властью и, в частности, убить императора, был Соломон Виттенберг из Николаева. Среди его соратников было немало евреев. Во всяком случае, по процессу двадцати восьми, проходившему в деле по покушению на императора, судилось восемь евреев, из них двое были казнены — Виттенберг и Арон Гобст. Они собирались взорвать императора, когда тот проезжал через Николаев, причем бомба должна была быть приведена в действие гальванической батареей, при помощи электричества.

В конечном счете, народовольцам удалось доконать императора. 1 марта 1881 года Александр II был убит. На скамью подсудимых попало шесть человек — Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Николай Рысаков, Тимофей Михайлов и одна еврейка — мозырьская мещанка Геся Гельфман. Всех их приговорили к смертной казни через повешение. Однако если пятеро цареубийц были публично казнены 3 апреля 1881 года на Семеновском плацу в Петербурге, беременной Гельфман смертную казнь отсрочили до рождения ребенка. Геся сожительствовала со своим товарищем по борьбе, бывшим гвардейским офицером Николаем Саблиным, на их квартире раздавались бомбы метальщикам. Когда раскрыли эту конспиративную точку, Саблин покончил с собой на глазах беременной подруги, а ее арестовали. Хоть речь шла о цареубийце, было чересчур жестоко ждать, пока женщина родит, чтобы потом ее повесить. По всему миру начались протесты, и Александр III заменил смертную казнь пожизненным заключением в крепости. Но после появления на свет ребенка роженице не оказали должной медицинской помощи — и Геся Гельфман вскоре умерла в тюрьме.