КАНТОР СО СТАЛИНСКОЙ ПРЕМИЕЙ

После первых концертов юного Александровича в Риге осенью 1923 г. газета «Ригаше нахрихтен» писала: «Что касается девятилетнего певца Миши Александровича, то он не имеет себе равных среди вундеркиндов».

Александровичи испытывали острую материальную нужду, и чтобы помочь семье, маленький Миша в 1924–1926 годах выступал в Латвии, Литве, Эстонии, Польше, Германии и пользовался большим успехом. В эти годы он уже не только пел песни на русском, немецком и идиш, но и исполнял оперные арии, романсы на иврите и итальянском. Несколько лет он прожил в Манчестере (Англия), где, победив в конкурсе среди 120 кандидатов со всего мира, стал главным кантором местной синагоги.

В 1940-м, когда Литва была присоединена  к  Советскому Союзу, Александрович получил приглашение от Белорусской госэстрады. Уже в 1947 г. он получил звание Заслуженный артист РСФСР, а годом позже — Сталинскую премию. В Советском Союзе было выпущено 70 его пластинок общим тиражом 2 миллиона экземпляров. Вместе с тем певцу ни разу не была предоставлена возможность гастролей на Западе.

Однажды, правда, произошло чудо, о котором сам певец рассказал за несколько лет до смерти. «Я даже дома не мог повторять свой канторский репертуар, чтобы не услышали соседи. Но... в 1946 году Иерусалим объявил международный день траура. Во всех синагогах мира должны были совершить поминовение шести миллионов евреев. И Москва вынуждена была тоже провести такое богослужение. Они посмотрели в мою анкету и в мою биографию, которую они знали лучше меня, и пригласили меня вести это богослужение, — вспоминал Михаил Александрович. — Московская синагога вмещала полторы тысячи человек, а пришло 20 тысяч. Пришел весь дипкорпус, члены правительства, генералитет вплоть до маршалов, и когда я начал петь «Эль мале рахамим», то как будто что-то обрушилось в синагоге. Начались обмороки. И людей стали выносить наружу  к  машинам «Скорой помощи» — такую реакцию они ожидали.

Власти достигли своей цели, поскольку пришла вся зарубежная пресса, они фотографировали, напечатали статьи во всем мире.

После этого богослужения синагога обратилась в ЦК в отдел религий с просьбой разрешить Александровичу выступить в Рош а-Шана и в Йом-Кипур. В 1946 и 1947 годах в синагоге пел хор, состоявший из солистов Большого театра — евреев. И опять — приходили 10–15 тысяч человек, а на улице были уставлены громкоговорители.

— За вход в синагогу брали деньги, и выходило столько, что каждый раз Сталину отправляли личный подарок — 300 тысяч рублей. Но в 1948 году, когда синагога в третий раз обратилась в ЦК, те же люди, которые меня когда-то пригласили выступить, ответили: «Вам, заслуженному артисту республики, неудобно петь в синагоге», — рассказывал певец.

С тех пор Александрович стал, как гласил «Энциклопедический словарь», «русским советским певцом». Таковым и оставался до 1971 года, когда уехал из СССР. В эмиграции он концертировал в Тель-Авиве, Нью-Йорке, Торонто, Рио-де-Жанейро, Сиднее и Буэнос-Айресе, выступал с канторским пением в синагогах. На Западе певец выпустил семь пластинок с записями оперных арий, русских романсов, еврейских традиционных песен, сложнейших канторских псалмов и гимнов.

В России же после эмиграции Михаила Александровича почти все его записи на радио были размагничены, — обычная практика, касающаяся отъезжающих деятелей искусства.