Слова поэта «Россия, истина моя, // Затерянная Палестина. // Так непохожие края // Одна связала паутина» обрели новое подтверждение. Клич «Рус, сдавайся!», шестьдесят лет назад звучавший из уст немца, а во время чеченской кампании — из уст европейского гуманитария, сегодня трансформировался в не менее повелительное «Жид, сдавайся!» Все миротворческие усилия объединенной Европы сводятся к этому приглашению — и ни к чему более. Пропагандисты, работавшие с русскими, были даже более обходительны. Свое приглашение они подкрепляли завлекательным обещанием «мы дадим тебе махорка, водка, балалайка» (они же — общечеловеческие ценности), израильтянам — ни водки, ни тум-балалайки никто даже и не обещает. Сдавайтесь на полный аккорд, а там посмотрим. Столь однозначное позиционирование общечеловеческой Европы на стороне арабских террористов и столь недвусмысленное пожелание евреям быть сброшенными в море и более не нарушать собою благодетельный мир — «не тратьте, куме, силы, опускайтеся на дно» — порой пытаются объяснить экономико-материалистическим образом. Европейцы-де, чтобы избежать арабской нефтяной петли по образцу 1973 года, готовы не то что каких-то евреев, а отца родного сдать по сходной цене. Сдать они, может быть, и готовы, но эта готовность какая-то сильно опережающая. Потенциальные изготовители петли, т.е. арабы, ведут себя (понятное дело, по арабским меркам) в высшей степени умеренно, ограничиваясь ритуальными заклинаниями. Никакого сравнения с энтузиазмом 1967 или 1973 года. Разумеется, «я повторю: как люди в страхе гадки, начнет, как бог, а кончит, как свинья», но сдавать всех в отсутствие прямой угрозы, т.е. в высшей степени превентивным образом, — это уже не по части экономического материализма, предполагающего какую-то рациональную мотивацию. Ситуация же, когда главными ревнителями общеарабского дела оказываются вовсе не арабы, чего можно было бы ожидать, а самые европейские европейцы, — это уже за пределами рационального.

Тем более что если против нефтяной петли все же есть какие-то средства (ведь не погибли в 1973   г ., а даже экономику перестроили), то против результатов успешного миротворчества непонятно, какие и средства взять. Национально-освободительная борьба — дело живое и развивающееся. Положим, Израиль смиренно соглашается на все, чего требуют от него европейцы, — хотя бы даже и с самыми прискорбными для себя последствиями. Нечего упираться — поигрались, и хватит, искусственного сионистского образования не особенно-то и жалко.

Пусть не жалко, но из чего вытекает, что национально-освободительная борьба на этой успешной ноте тут же и закончится? Скорее расширится. Эта борьба по природе своей прецедентна, и если будет эмпирически установлено, что молодой быстрорастущий народ средствами террора может успешно завладевать землями, не им благоустроенными, то непонятно, почему применение этого метода ограничится Святой Землей. Европа — земля хоть и не святая, но также довольно благоустроенная, и если можно очистить Фаластыну от сионистских захватчиков, то почему нельзя очистить Франгыстан (для начала хотя бы южный) от французских захватчиков? Вопрос лишь в сроках, когда этническое давление сорвет крышку. Но признание того, что Израиль, борющийся за свое существование, тем самым защищает и Европу, потому что с падением израильского рубежа окрепшее в победе национально-освободительное движение пойдет дальше, — это признание того, что Европа стоит на пороге отнюдь не благорастворения воздухов и изобилия ценностей общечеловеческих, а на пороге нового великого переселения народов со всеми удобствами и приятностями, такому переселению сопутствующими (см. IV–VII вв. до Р.Х.). Когда нарастает гордость на сердце, как сало на свинье (а ничем иным самоупоенная новейшая гуманитарность не является), осознание того, что слова «Когда будут говорить: мир и благополучие, тогда и настигнет их пагуба» относятся непосредственно ко мне, причем здесь и сейчас, — это очень тяжко, и кто же из европейской элиты такую тяжесть в состоянии снесть? Куда проще возненавидеть того, от кого исходят неприятные вести, т.е. Израиль, и возлюбить источник приятных новостей, т.е. арабский агитпроп, убедительно разъясняющий (западной аудитории, естественно, — своим говорится немного другое), что идет лишь благородная борьба за права человека — и ничего более. И объединенный клич Европы «Жид, сдавайся!» обращен не столько к израильтянам, сколько к самой же Европе — как попытка средствами истерики отгородиться от наступающей черной реальности.