Еврейский Обозреватель
ЛИЦА
11/14
Октябрь 2001
5762 Тишрей

НЕТ НИЧЕГО ТЯЖЕЛЕЕ, ЧЕМ ИМЕТЬ ДЕЛО С ЕВРЕЯМИ
ИСРОЭЛЬ ЗЕЛЬМАН
На главную Напечатать

Впервые раввина Исроэля Зельмана я увидела, когда он произносил здравицу по случаю двадцатилетия раввинской деятельности Адольфа Шаевича. Потом поняла, что и прежде приходилось его слышать - на праздниках в синагоге. Но оттуда, с высоты женского положения, раввина не разглядишь, да и какой интерес? Поет хорошо, "текст слов", похоже, понимает - значит, пришлый. Раввины-то у нас все больше швейцарцы да итальянцы. А если кто из местных, то непременно эмигрант заморской выучки. На сей раз привычная логика подвела: рав Исроэль оказался москвичом с высшим светским образованием. Любопытство мое разыгралось не на шутку, однако я решила справок о нем не наводить, а расспросить его самого: кто он да откуда?

Вот что рав Зельман рассказал о себе.

- Я рос в обычной семье московских интеллигентов. Родители - ученые, не чуждые прекрасного: папа пел, а у мамы одна из самых больших в Москве коллекций репродукций живописи. Так что в детстве я насмотрелся на картины, на которые теперь мне смотреть нельзя.

Меня со страшной силой готовили к занятиям литературой, живописью, музыкой. Прочили карьеру искусствоведа и профессионального музыканта.

Поначалу все шло по родительскому плану. Я закончил музыкальную школу, Гнесинское училище как историк и теоретик музыки, Московскую консерваторию - как композитор. Но заканчивал ее уже в шляпе.

Папа всегда мечтал петь на сцене. Не случилось. И тогда он перенес свою мечту на меня - ему очень хотелось, чтобы я стал профессиональным певцом. Его мечты осуществились, но весьма причудливым образом - вот уже восьмой год я работаю кантором в Московской хоральной синагоге. Моей сценой стал амвон.

Папа внушал мне с детства, что я должен делать себя - не гулять-развлекаться, а без устали работать. И я делал.

Не теряя времени попусту, в 18 лет женился на светской девушке Жанне. И мы вместе начали двигаться в сторону еврейской религии. К этому привели меня, прежде всего, занятия философией, а также то, что еврейской религии я не знал абсолютно. Незнание чего-то всегда было для меня сильнейшим искушением, стимулом - узнать. Тем более, когда невежество касается моей культуры.

Так я оказался в московской иешиве Охалей-Яаков, занимался с разными раввинами, довольно быстро научился самостоятельно читать Талмуд. Через полтора года начал работать кантором в Московской хоральной синагоге и, мало зная сам, осмелился преподавать в иешиве.

Еще в раннем детстве друзья и знакомые делали из меня дармового душеприказчика. Поэтому в работе с людьми для меня не было ничего принципиально нового.

Служа кантором и преподавая в иешиве, я продолжал думать о собственном будущем. Главный раввин Москвы Пинхас Гольдшмидт решил мне помочь - устроить раввином в какую-нибудь общину Германии. Я хорошо знал немецкий, но смихи (раввинского диплома) у меня не было. Он хотел попробовать меня на этом поприще - и в случае удачи обещал дать мне смиху. Рав Пинхас стал учить со мной "Шульхан Арух" (свод еврейских законов, знание которых необходимо для сдачи экзамена на раввинский диплом).

И Девятого Аба (День разрушения Храма) раввин Гольдшмидт для пробы дал мне возможность выступить в синагоге. Девятое Аба для меня - мистическая дата: в этот день я поступил на работу кантором, в этот день впервые говорил драш (комментарий к Торе) перед московской еврейской общиной. Было это лет семь назад. И когда раввин Гольдшмидт услышал, как я говорю, у него появилась, как он признался, идея поинтереснее: не посылать меня ни в какую Германию, а оставить здесь. Так я стал заместителем Главного раввина Москвы.

Сам главный московский раввин постоянно опекал меня и готовил к раввинскому экзамену. И года полтора назад я поехал в Иерусалим. Никто не верил, что мне удастся сдать экзамен. Проблема была в отсутствии времени: я обязан быть в синагоге каждый Шаббат. Поэтому я выехал по окончании одной субботы, а вернулся к началу следующей. И в руках у меня было аж четыре диплома - сдал экзамен четырем уважаемым иерусалимским раввинам.

Обычно моя жена больше, чем на сутки, меня никуда не отпускает. И мы поехали в Иерусалим вместе, прихватив с собой двух старших детей (к этому времени их у нас было пятеро, сейчас уже шестеро).

Супруга моя просто героический человек. Она создала мне все условия, чтобы подготовиться к экзамену и закончить учить весь Талмуд. Сейчас я, с   Б-жьей  помощью, эту книгу читаю во второй раз, постигаю ее глубины. Это совершенно необходимо, потому что вся мудрость иудаизма сконцентрирована в Талмуде.

Поскольку преподавать я начал очень рано, к моменту получения смихи у меня накопился приличный педагогический опыт. Я преподавал в Охалей-Яаков, в Эш а-Торе, в синагоге. Но в последнее время понял, что один с такой нагрузкой не справляюсь, и организовал учебный центр. Днем даю урок педагогам-консультантам, а те уже несут полученные знания в массы: индивидуально занимаются с тем, кто приходит в центр по вечерам.

Все эти годы я собирал вокруг себя людей, причем внимание уделял каждому. Ведь и Гольдшмидт, и Шаевич заняты чудовищно трудным делом - представляют нашу общину за рубежом и во властных коридорах родного отечества. Простые евреи всегда доставались мне. Из них я пытаюсь строить общину.

Помимо учебного центра у меня есть специальная программа для женщин: чудесные посиделки - раз в неделю по четвергам, - где я преподаю законы благословений, Шаббата и "Пророков" - для души; по воскресеньям даю уроки иврита для начинающих.

На Шаббат молодежь приходит молиться в синагогу. Тех, кто живет далеко, мы размещаем в гостинице.

Раз в две недели собирается бизнес-клуб. В нем евреи-бизнесмены знакомятся, договариваются о сотрудничестве - и иногда отчисляют десятину на разные проекты, в том числе помогают старикам, больным, беженцам и нашему учебному центру.

Помимо всех прочих обязанностей я еще занимаюсь кашрутом, возглавляю отдел кошерного питания в раввинате, проверяю, насколько предприятия соблюдают предписания правил кошерности. Зачем это им? У каждого свои цели, например, кому-то нужен сертификат для выхода на мировой рынок. В Москве уже немало кошерных производств: "Русские сладости" с их ставшими популярными тортами "Птичье молоко" и прочими вкусностями, линия изготовления шоколада на "Красном Октябре", Лианозовский молочный комбинат, майонезный завод, маргариновый, 6-й хлебозавод, водки разные, производитель соков "Вимбильдан"...

- Раввин - это ведь не только политик, это еще и учитель, консультант, советчик, судья, оратор. Какая из перечисленных ипостасей Вам больше по душе?

- Из перечисленных - никакая. Мне в радость быть композитором, поэтом, искусствоведом.

- Даже если Вам и удастся вернуться к творчеству, раввином Вы все равно останетесь. Как Вы собираетесь воспитывать ваших крошек? Сможете ли дать им то, что дали Вам ваши родители, то, чем Вы так дорожите?

- У меня замечательные дети: старшая Шуля - Суламифь - уже ходит в школу, ей семь лет, Соломону - шесть, Моисею - Мойше - скоро пять, Шушана, Шунамит, и последний - Елисей - Элиша, ему одиннадцать месяцев.

Я не могу дать им всего того, что дали мои родители мне. Придется фильтровать. Но не могу допустить, чтобы мои дети не знали Достоевского, Гете, Шекспира... Мои дети должны знать и понимать написанное ими.

Как-то раз в Эш а-Торе, объясняя разницу в подходе к женитьбе у Моисея, у которого была одна жена, да и с той он не жил, и у Соломона, у которого было бесконечное количество жен, я позволил себе провести параллель с Рафаэлем, который был чудовищным развратником, отчего и умер, и Леонардо, у которого была одна женщина, с которой он если и жил, то очень короткое время. Что тут началось! Трудно мне с фанатиками. Хотя я и сам фанатик...

- Как родители отнеслись к столь неординарному повороту вашей карьеры?

- Сейчас уже успокоились, любят внуков - счастливы. А поначалу был просто кошмар!

Теперь ужасаюсь я. Ведь я ничего не добился для себя, то есть добился того, что занимаюсь вовсе не тем, чем хочу.

- Как же Вы, извините за выражение, во все это вляпались?

- Когда человек прочитывает наши священные книги, он понимает: слишком мала вероятность, что все в них сказанное - вранье. Отвратительно ничтожная вероятность! Никуда не денешься. Поэтому все, что написано там, надо выполнять. Хочешь - не хочешь - делай. И не просто делай. А как в заповеди: по-настоящему хорошо, весело, с улыбкой!

Помните: если не я, то кто? Кто будет скреплять разрушающиеся семьи, искать деньги на лечение женщин, больных раком, обустраивать беженцев, обхаживать бизнесменов?.. Сейчас это должен делать я.

- Хоть Вы так убедительны в роли уставшего от жизни старика, вам ведь нет и тридцати. При этом вы учите, жените, улаживаете конфликты... Не мучают ли Вас сомнения, страх ошибиться?

- А что делать? Формальная логика, которую я когда-то штудировал, научила меня не страдать из-за того, что я не в силах изменить. Конечно, было бы лучше, если бы на моем месте был седобородый старец с многолетним опытом, который видит далеко вглубь. Но такого человека у нас нет.

Что ж теперь, страдать из-за того, что я могу ошибиться? Стараюсь не ошибаться. А что еще прикажете делать, удавиться?..

Конечно, ничего нет хуже, чем заниматься евреями.

- Думаю, решать проблемы людей всегда тяжело - будь то проблемы евреев или неевреев.

- Э-э, нет! Евреи - это особый случай. Тут молоко за вредность требуется. Попробуйте в чем-то убедить еврея, побороть его чудовищное, ослиное упрямство, о котором написано в наших книгах - в них еврей называется твердошеим, жестоковыйным. Шея у него будто окаменелая, он всем торсом вынужден поворачиваться, да с каким скрипом!

Интервью Наталии Зубковой

"Иностранец", Москва (Россия),
№ 18 (275), 29 мая 2001 года
В начало

Еврейский Обозреватель - obozrevatel@jewukr.org
© 2001 Еврейская Конфедерация Украины - www.jewukr.org