В  Киеве  в  тот день стояла жара, которую не упомнят и старожилы. Разъехались по пригородным дачам и зарубежным "хатынкам" народные депутаты.  В  первых матчах нового футбольного чемпионата игроки еле-еле передвигали ноги.

"Это же надо!" - с каким-то веселым изумлением сказала нам одна из сотрудниц израильского посольства, когда узнала, что температура  в  Киеве на пять градусов выше, чем  в  Беэр-Шеве. Нам тоже впору было повторить ее возглас, поскольку буквально накануне мы узнали то, о чем до сих пор не ведает большинство киевлян.

Дивный старинный особняк,  в  котором вот уже много лет расположился Дом писателей Украины,  в  городе называют "домом Игнатьева"  в  честь генерал-губернатора конца XIX века. Но, оказывается, на самом деле особняк никогда ему не принадлежал. Генерал-губернатор Киевщины и Подолии Игнатьев всего лишь снимал здесь квартиру на протяжении четырех лет, да и дом был тогда совсем другим - одноэтажным. Но затем его приобрел и радикально перестроил по проекту известного архитектора-академика Николаева крупный сахарозаводчик Симха Ицхакович Либерман, купец 1-й гильдии, входивший  в  десятку богатейших людей Киева. Это было  в  1889 году.

Ставший двухэтажным, дом сохранился и доныне  в  том же самом виде (были только незначительные пристройки). Внутри на обоих этажах те же чудной красоты резные потолки и изразцовые голландские печи, которые многим кажутся каминами. Настоящие произведения искусства. Во времена Либермана к ним подходили замурованные  в  стенах трубы с горячей водой и обогревали залы. Внешний вид и сюжеты на изразцах нигде ни разу не повторяются. Не зря как-то гости из Германии, увидев здесь чудо-печку с близкими им сюжетами, предложили за нее 7 тысяч марок, чтобы вывезти к себе и любоваться каждый день. Но им ответили, мол, лучше уж вы к нам приезжайте и здесь любуйтесь.

Еще более удивительная история связана с потолками: она тянется от Либермана, хотя открылась, даже разверзлась, совсем недавно. Во время одного из писательских заседаний, проходившем  в  левом крыле особняка на втором этаже, рухнул потолок. Кое-кто из присутствовавших писателей явно подумал: кара небесная. Но истинную причину "разверзания" потолка выяснили лишь перед нынешним юбилеем писательского дома, запросив его историю из недр Музея истории Киева.

Рухнувший довольно большой квадрат потолка помог восстановить историю. Во всех остальных залах-комнатах потолок резной, дивно узорчатый, а здесь - выложен из бамбуковых квадратов, и  в  свое время был сделан раздвижным по личному заказу Либермана. Причем не ради забавы, а по ритуальным потребностям, связанным с осенним иудейским праздником Суккот, во время которого, как известно, верующий должен жить  в  шалаше и молиться. Потрясающий, надо сказать, "шалаш" сотворил Либерман, а звездное небо он приближал к себе раздвижным потолком и крышей. Словом,  в  этом крыле здания была синагога, о чем  в  советское время все, понятно, забыли. Десятилетиями  в  то место потом затекали хляби небесные, пока  в  один прекрасный день Либерман таким вот образом не напомнил о себе. Но он был мирным и верующим человеком, поэтому, наверное, никого даже не ранило во время обрушения потолка. А вот самого Либермана, подарившего нам один из красивейших особняков, увы, жестоко убили.

 В  газете "Киевская жизнь" от 9 октября 1919 года читаем короткое сообщение: "Злодейски убит Либерман. Трагическая смерть произошла  в  ночь на 6 октября  в  собственной синагоге по ул. Банковской, 2". То есть это произошло здесь же,  в  левом крыле дома. Основная версия - попытка ограбления. Впрочем,  в  то неспокойное время всякое могло быть.

Добавим, что кроме проживавшей здесь его многодетной семьи (детские комнаты были на первом этаже),  в  здании размещалась и контора управления тремя сахарными заводами Либермана (Иванковским, Топоровским и Бугаевским). Кстати, вся большая семья Либермана состояла  в  действительных членах тогда очень престижного Общества скорой медицинской помощи, куда имели право входить всего десять богатых киевских семей, жертвуя солидные суммы на охрану общественного здоровья. Но если бы Либерман оставил после себя только этот особняк, то уже заслужил бы добрую память.

После его смерти здесь размещались разные организации - от министерства культуры до ЧК, занимавшей часть помещений. И лишь с 1953 года литераторы вступили во владение домом.

Сфотографировав доставшуюся писателям  в  наследство от Симхи Либермана обитель, мы  в  поисках прохлады зашли  в  находящееся  в  полуподвале здания знаменитое кафе "Эней", названное так  в  честь героя комедийной поэмы украинского классика Ивана Котляревского. Здесь мы встретили известного поэта и человека с юмором Петра Осадчука. Он уже не первый год секретарь писательского союза, и Дом писателей ему лет тридцать как родной. Много разного Осадчук о доме знает.

- Петр Ильич, - спрашиваем мы его, - насколько нужен и важен ныне писательский дом?

-  В  условиях книгоиздательского кризиса он еще важнее, чем раньше, ибо является и своеобразной "устной книгой". Скажем, написанную, но, увы, не изданную книгу сам автор или критик-литературовед могут озвучить здесь, как-то донести людям, услышать отзвук-отклик.

Заметьте, слова "спілка" и "спілкування" созвучны. Хотя бывали, конечно, и такие моменты: "Як ішов до Спілки Ваня, було гарне спілкування, а прийшов до Спілки Ваня, - пропало спілкування".

Здесь же  в  разные годы созрело немало идей, выходящих за рамки чисто литературныех. Скажем, около 30 лет назад, еще задолго до Чернобыльской беды, экологи, физики и писатели организовали Институт Днепра, будоражили общественную мысль  в  связи с загрязнением окружающей среды.

Я помню здешние события с того периода, когда СПУ возглавлял Олесь Гончар. А потом его очень интересно убрали "по состоянию здоровья". Заменили Гончара, еще весьма молодого, семидесятилетним больным Юрием Смоличем, доставив его чуть ли не из больницы  в  Феофании.

- А вот Борис Олийнык рассказывал, что когда он стал парторгом  в  СПУ, многие "инженеры человеческих душ" активно стучали друг на дружку, требуя при этом дальнейших выходов своих книг и "оргвыводов" по их недругам.

- Всякое бывало. Но сам период, когда Олийнык стал у партийного руля "спiлчан", был очень позитивным. Он  в  этой роли появился где-то во второй половине 70-х годов и продержался десять лет. За эти годы не было никаких идеологических проработок, накачек и головоломок. Он умело балансировал, иногда делая какие-то реверансы  в  сторону партии, но работа парткома была направлена на то, чтоб удержать на уровне Союз.

А потом пришел на должность главного идеолога Украины страшноватый чиновник Валентин Маланчук. За полгода он остановил 600 версток украинских книг, и помимо прочего захотел переименовать Союз. Об этом мало кто знает, но мне тогда как раз выпало счастье или несчастье быть консультантом отдела культуры ЦК КПУ, и Врублевский - помощник первого секретаря Владимира Щербицкого вызывал меня  в  связи с идеей Маланчука. Дескать, у наших соседей название "Союз советских писателей Белоруссии", а у нас почему-то без "советских". Я как-то сразу ему экспромтом ответил: "А что тут такого - разве ЦК КПУ называется ЦК Компартии советской Украины?  В  полной расшифровке ЛКСМУ - тоже ведь нет "советского". Он попросил, чтобы я изложил это  в  пояснительной записке, что и было сделано.

Вопрос о переименовании Союза отпал (а это, кстати, решалось только на уровне Щербицкого).

- Не обойти вниманием и "Эней", который нам видится не просто столовой или питейным заведением писателей.

- Верно. Он возник более тридцати лет назад. Во-первых, посмотрите - стены расписаны славным художником Базилевичем  в  духе тем и сюжетов "Энеиды". Огромные дубовые столы с тяжелыми сиденьями, требующими немало трезвых усилий  в  случае необходимости их перемещения.

Если вспомнить слова Гончара из "Собора" о том, что "литература - это последнее пристанище свободы", то "Эней" и было главным местом для вольнодумцев.

Мне особенно памятно, как автор "Лебединой стаи" Василь Земляк собирал сюда младших коллег и произносил тосты. Каждый тост эдак на полчаса. Бывало, он начинал: "От якбы мы зараз булы  в  Пантикапее". Дальше сверкал остроумием, не забывая "уесть" и современность. Я слышал, наверное, с три сотни таких его тостов, и если бы их удалось записать, могла бы выйти чудесная книга (может, где-то  в  архивах КГБ остались записи и еще не все потеряно). Но пусть и висел над нами дамоклов меч, все знали, о чем говорить, и о чем молчать. Если чувствовали опасность, переводили все на шутки. Словом,  в  принципе нормальная творческая жизнь. Ибо была хорошая экономическая основа, и издательство "Радянський письменник" выпускало много интересных книг, которые хорошо раскупались и давали прибыль.

Ностальгию многих старших коллег можно понять, но стремиться к былому, я считаю, бессмысленно. Тут беда  в  привычках многих из нас: "Совок живе як гном, з уявою багатою: мріє землю копати совком, а гроші гребти лопатою".

- Дом писателей, как и отметившая не так давно семидесятилетие газета "Літературна Україна", родились раньше самого Союза писателей.

- Это само по себе славно. Писательский Дом изначально, еще  в  1927 году, стал родным для самых разных объединений литераторов: "Ланка", "Плуг", "Молодняк" и других. Он свой для писателей украинских, русских, еврейских, и эта традиция сохраняется.

- Так что...

- Будьмо! - грянули мы, пользуясь тем, что находились  в  "Энее".

Будьмо! И Лехаим! За будущую писательскую жизнь  в  доме, который построил Либерман!