|
Вопреки ожиданиям, нацистский геноцид не вызвал в послевоенной Европе сочувствия к его жертвам-евреям. Евреи, чудом пережившие нацистские лагеря, проведшие годы войны в эвакуации; евреи, пережившие немецкую оккупацию в Румынии или Франции, спрятанные в монастырях в Бельгии или в Польше, спасенные югославскими или греческими партизанами, — все они, вернувшись на родину, столкнулись, в лучшем случае, с недоброжелательно-равнодушным отношением к себе, в худшем — с агрессивным антисемитизмом.
Острой проблемой, особенно в странах Восточной Европы, стала реституция еврейской собственности. Уцелевшие евреи требовали возвращения своего имущества, прежде всего — довоенного жилья, которое, как подачка немецких оккупантов «туземцам», досталось полякам, голландцам, украинцам и т.д. Власти, больше сочувствовавшие титульному населению, а не евреям, возвращали еврейскую собственность медленно и неохотно. В ряде мест реституция привела к вспышкам антиеврейского насилия. Кроме собственности, евреи-реэмигранты стремились возвратить себе свои довоенные социальные позиции, также часто занятые неевреями; этот процесс вызвал конкуренцию между еврейскими и не еврейскими торговцами, врачами, юристами и т.п.
Хуже всего было то, что многие европейцы рассматривали нацистскую оккупацию как возможность решить в стране проблему национальных меньшинств, а в особенности «еврейский вопрос». Возвращение евреев означало для них одно: возвращается национальная проблема.
Евреи, пережившие войну на оккупированной территории, были еще и опасными свидетелями: они помнили, кто из их сограждан сотрудничал с оккупантами, кто нажился на «ариизированном» еврейском имуществе и т. п. Присутствие евреев для власть предержащих было напоминанием о том, что их народ вышел из войны с не совсем чистой совестью.
В свете этого не следует удивляться, что либеральнейший Эдвард Бенеш, президент чехословацкого правительства в изгнании, заявил в Лондоне, что послевоенное возвращение евреев в Чехословакию «поставит режим перед большими трудностями», а руководство французского Сопротивления предупредило де Голля, чтобы он не обещал публично возвратить евреев во Францию, ибо это повредит его авторитету в глазах французов.
СССР
Уже в 1942 году на освобожденных территориях появились евреи, пережившие немецкую оккупацию. С 1943 года начали возвращаться в родные места и эвакуированные. В процессе реэвакуации они сталкивались с нежеланием местных властей предоставлять им вид на жительство, а часто и работу, и отказом возвращать собственность, незаконно захваченную местными жителями.
Жалобы на дискриминацию евреев в реэвакуации поступали в Еврейский антифашистский комитет. 18 мая 1944 года Михоэлс и Шахне Эпштейн направили Молотову от имени ЕАК письмо, где они привлекли внимание советского премьера к препятствиям, которые власти чинят возвращению еврейских трудящихся, столь необходимых для восстановления хозяйства в западных областях. Письмо осталось без ответа.
Помехи, чинимые властями в реэвакуации евреев в 1944–1945 годах, не остались незамеченными, в частности, иностранными журналистами, и Советы вынуждены были давать этому какое-то объяснение. Обычно они оправдывали подобную политику антисемитизмом местного населения, подвергшегося воздействию нацистской пропаганды: мол, власти ограничивают возвращение евреев в районы, бывшие под оккупацией, чтобы не обострять там межнациональные отношения.
Проблемой тех, кто сумел возвратиться на родину в бывшие оккупированные районы, было возвращение своей собственности. В белорусских и украинских местечках дома евреев чаще всего оказывались занятыми их бывшими соседями. Демобилизованные солдаты-евреи находили вещи — свои и своих погибших родных — в домах у бывших коллаборационистов. В адрес местных властей посыпались заявления с требованиями возвратить жилье и имущество.
Советы взяли за правило возвращать евреям их бывшие квартиры в городах и — хотя бы частично — дома в местечках, но не возвращали прочее имущество, боясь вызвать возмущение неевреев. Несмотря на такую установку, местные власти чинили всевозможные препятствия к возвращению прав евреев на их квартиры. У многих реэвакуантов ушли месяцы, а иногда годы на то, чтобы через суд возвратить свой дом. Причем, они должны были доказывать свои права, хотя именно их квартиры были захвачены во время оккупации.
Реституция жилищ и собственности породила много конфликтов неевреев с евреями. Те, кого суд заставил вернуть евреям квартиру и хотя бы часть их имущества, мстили удачливым истцам. Так, в Речице Гомельской области в 1945 году Ципа Каганович, вдова военнослужащего и мать двоих детей, возвратила по суду свой дом. Спустя несколько дней она была застрелена неизвестными на пороге собственного дома; убийцы не были найдены.
В 1945 году в Днепропетровске и Киеве произошли антиеврейские беспорядки, которые не переросли в кровавые погромы (и там и там толпа ограничилась избиением случайно подвернувшихся евреев) только благодаря решительной реакции властей.
ПОЛЬША
Почти 90% евреев довоенной Польши погибло от рук нацистов. Тем не менее уцелевшие восстановили общину, и к июлю 1946 года в ней было более 240 тысяч человек.
В июле 1944 года советские войска перешли Западный Буг, а 10 августа в Люблине был создан Комитет помощи евреям, преобразованный позже в Центральный комитет евреев в Польше. Уже на следующий день Комитет обсуждал помощь евреям Влодавы, подвергшимся нападению «деструктивных элементов». В последующие дни основной темой обсуждения в Комитете была проблема безопасности польских евреев. Председатель доктор Гельбарт посоветовал евреям Люблина не собираться группами и не говорить на идише на улице. Комитет также порекомендовал евреям возвращаться в большие города, а не в свои местечки — в городах было безопаснее. Было решено направлять большинство реэвакуируемых евреев в Нижнюю Силезию, аннексированную у Германии, — там все были новыми поселенцами — и поляки, и евреи — соответственно, не было конфликтов по поводу собственности и вообще меньше межэтнических инцидентов.
Освобождение Польши и строительство социализма в ней сопровождались возрождением антисемитизма, причем в неслыханной прежде степени. Постоянной причиной конфликта была реституция еврейской собственности: в ней не были заинтересованы ни простые поляки, к которым перешли еврейские жилища, часто с мебелью и вещами, еврейские магазины, мастерские и т.п., ни коммунистические власти Польши, уже наложившие руку не только на крупные довоенные еврейские предприятия, но и на помещения синагог и других общинных институтов.
С первых дней освобождения в Польше начались антиеврейские инциденты, включая убийства, и новые власти не спешили наказывать виновных. Последнее поразило и шокировало евреев, которые по довоенной инерции продолжали рассматривать коммунистов как своих защитников. Между тем новой власти, непопулярной среди населения, надо было доказывать, что она истинно польская и патриотическая, и ей не следовало «слишком» защищать евреев. На низовом уровне дело обстояло еще хуже. Провинциальная милиция нередко становилась на сторону погромщиков; низовые власти не выполняли приказов вышестоящего руководства о реституции еврейской собственности и т.п.
Власти на местах требовали от евреев доказательств, что они жили в данном месте до войны, и для этого необходимо было привести свидетелей. Однако нередко свидетельства от евреев не принимались. Евреи-реэвакуанты дискриминировались при приеме на работу, а при жалобах на это (жалобы обычно передавались через местные отделения Еврейского комитета) — власти стандартно предлагали послать безработных евреев на шахты.
Еврейские ремесленные кооперативы не регистрировались государством, и ремесленникам не выдавали лицензий.
Первый послевоенный погром — без человеческих жертв — состоялся 12 июня 1945 года в Жешуве. Накануне в городе была убита девятилетняя девочка, и ее тело было обнаружено вблизи дома, где проживали евреи. Сама милиция распространила слух, что это ритуальное убийство, дело рук евреев, которым нужна кровь для переливания после возвращения из лагерей. Милиционеры пошли арестовывать евреев, а толпа ринулась грабить еврейские квартиры. Милиция провела арестованных евреев по городу, толпа кидала в них камни. В тот же день вышестоящие власти приказали отпустить всех арестованных; почти все евреи покинули Жешув в последующие дни. Власти не пытались ни установить подлинных убийц, ни наказать погромщиков.
События в Кракове 11 августа 1945 года начались при похожих обстоятельствах — со слухов о ритуальном убийстве. Толпа, с участием милиции и солдат, ринулась на синагогу, где якобы состоялось убийство, оттуда вывели евреев и прогнали их через район Казимеж. В ходе беспорядков среди евреев были убитые и раненые. Имели место грабежи еврейских магазинов. Раненых били — и милиционеры, и горожане. Здесь, правда, вмешались власти: они ввели в Краков силы безопасности, и войска подавили погром.
Самый кровавый погром, надолго опозоривший послевоенную Польшу, произошел в Кельце 4 июля 1946 года. По городу распространился слух, что евреи убили польского мальчика, и к дому на Планты, 7, где находилось отделение Еврейского комитета, собралась толпа. В евреев, выведенных из дома, начали кидать камни. Зам. начальника Комитета безопасности, не рассчитывая на своих людей, позвонил советским военным властям; русские отказались вмешиваться.
На место прибыли войска безопасности, и толпа слегка утихла. Но тут солдаты начали сами стрелять по еврейскому общежитию, а затем пошли «искать детей» в здание. Поняв, что войска встали на сторону погромщиков, толпа начала убивать евреев. Солдаты выводили евреев на улицу, где толпа и милиция их приканчивали. Представители силовых структур, в том числе советских, находились поблизости, но не вмешались — вероятнее всего, из малодушия.
Около полудня прибыли новые войска, разогнали толпу и доставили раненых в больницу. Толпа между тем ринулась в другие районы города, где также проживали евреи. Часть погромщиков отправились на вокзал, где они убивали евреев, прибывавших в город, — пока власти не ввели войска и на вокзал.
8 июля на еврейском кладбище было похоронено 42 человека. Около 80 были тяжело ранены. Участники погрома были отданы под суд, многие приговорены к смертной казни.
За погромом в Кельце последовала новая волна инцидентов на железных дорогах. Евреев снимали с поездов на станциях и убивали, скидывали с поездов на полном ходу. Имели место также попытки погромов в Радоме, Мехуве, Хжануве, Рабке. Количество евреев, убитых в Польше с момента освобождения до конца 1947 года, варьируется от 500 до 1500.
Поразительно отсутствие должной реакции на погромную волну в Польше. Партия приписала ее «работе реакционеров в массах». Еще до погрома в Кельце к кардиналу Хлонду, примасу Польши, дважды обращались с просьбой о пастырском послании или о заявлении, осуждающем антисемитизм и объясняющем, что кровавый навет — вымысел. Официальная реакция Келецкой диоцезы на погром последовала 6 июля и была составлена в расплывчатых выражениях. 11 июля решился сделать заявление и Хлонд; он свалил всю вину на евреев: они-де создали в Польше режим, который отвергает большинство поляков.
Погром в Кельце произвел шоковое воздействие на евреев Польши. Из страны начался исход евреев.
|
