3. С течением времени материал, который изучался в школах Палестины и

Месопотамии, непомерно увеличился. Основой была Мишна, вокруг которой

накопилось множество конкретных юридических и иных случаев, действительных

или гипотетических. Это стало известно как Галаха (ход, образ жизни).

Кроме того, была Агада (повествование), включавшая в себя все, что не было

Галахой - гуманитарную часть раввинского учения. В вей имелось все:

история, фольклор, медицина, биология, биография, этика, астрономия,

логика, воспоминания о великих учителях древности, а также огромное

количество настоящих легенд, иногда очень красивых, иногда слишком

детских. Весь этот разнородный материал - Галаха и Агада вместе - называют

Талмудом (учением); раввинов этого периода называют амораим

(толкователями).

Талмуд повторялся и цитировался по памяти в ходе дискуссий в школах и на

собраниях в синагогах. Постепенно эти дискуссии, хотя и подвергавшиеся

всяким изменениям и дополнениям, тоже стали стереотипными. В Палестине

определенную форму им придал перед своей смертью рабби Иоханан Бар-Наппаха

(умер в 279 г.). Однако тревожное положение в стране и упадок школ

помешали окончательному оформлению Иерусалимского (правильнее,

Палестинского) Талмуда. Параллельный свод, возникший в Месопотамии,

значительно больше как по объему, так и по значению. Редактирование его

осуществлял Аши (375-427 гг.), руководитель школы в Суре.

Последующие поколения продолжали вносить дополнения и изменения в Талмуд.

Однако к концу V века в результате преследований зороастрийцами положение

месопотамских школ стало ухудшаться, и преемник Аши Равииа II предпринял

запись всей обширной устной традиции. Так возник так называемый

Вавилонский Талмуд, окончательная редакция которого была осуществлена

комментаторами (савораим), жившими после Равины II.

Значение Талмуда, с которым обычно связывается также палестинская

компиляция Мидраш, содержащая проповеди и легенды, украшающие библейское

повествование, в еврейской жизни отнюдь не было чисто академическим. Он

включает в себя накопленную за много столетий мудрость еврейского народа,

нет такого аспекта еврейской мысли, такого интересного предмета, который

не был бы представлен в Талмуде.

Период редактирования Талмуда совпал с ростом независимых центров жизни в

отдаленных районах, оторванных в политическом и языковом отношении от

прежнего ядра. Еврейский народ стоял на пороге совершенно новой фазы своею

существования в странах, о которых его предки никогда не слыхали, с

незнакомыми прежде занятиями, перед лицом невиданных ранее трудностей.

Евреи брали с собой в новую жизнь не просто свод религии или законов, но

цивилизацию.

Образ жизни, столь детально предписанный Талмудом, объединил весь народ

Израиля, где бы он ни находился и на какие бы политические фракции: он не

делился. Он наложил на евреев характерный отпечаток, который отличая их от

всех прочих народов, а также придал им феноменальную силу устойчивости и

сплоченности. Диалектика Талмуда отшлифовала еврейский ум и придала ему

необычную острогу мышления. Более того. Талмуд давал преследуемому еврею

средних веков иной мир, в котором он находил духовное убежище, когда

превратности того мира, в котором он жил, становились невыносимыми. Талмуд

давал ему "родину", которую можно было взять с собой, когда его родная

земля была потеряна для него. И если евреи сумели сохраниться как народ в

течение долгих последующих столетий, в условиях, которых не пережил ни

один иной народ, то в первую очередь они обязаны этим Талмуду.